Я разжимаю кулак, выпустив часть боли. И тихонько делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами. После секундного колебания я касаюсь ее руки.
– Это обещание дала я. Но не ты. И никто другой.
Фарли слегка успокаивается, и злобный оскал превращается в усмешку. Она поворачивается и пристально смотрит на меня; в ее ярко-синих глазах отражается солнечный свет.
– Кажется, ты больше приспособлена для политики, чем для войны, Мэра Бэрроу.
Я болезненно улыбаюсь.
– Не вижу разницы.
Трудный урок, который, кажется, я наконец усвоила.
– Думаешь, ты сможешь это сделать? Убить его?
В прошлом она бы пренебрежительно фыркнула, услышав такой вопрос. Фарли – жесткий человек с непробиваемой броней. Она такая, какой должна быть. Но что-то – возможно, Шейд, несомненно, Клара, те узы, которые нас теперь соединяют, – позволяет мне заметить проблеск иных чувств под самоуверенным обличьем генерала. Фарли колеблется, и ее улыбка слегка меркнет.
– Не знаю, – буркает она. – Но я не смогу смотреть на себя и на Клару, если не попытаюсь.
– Я тоже не смогу, если позволю тебе погибнуть в процессе, – я крепче сжимаю ее руку. – Пожалуйста, не делай глупостей.
Усмешка Фарли тут же возвращается во всем блеске, как будто кто-то щелкнул выключателем. Она даже подмигивает.
– С каких это пор я поглупела, Мэра Бэрроу?
Глядя на нее, я чувствую, как натягиваются шрамы на шее – шрамы, о которых я почти позабыла. Эта боль стала почти неощутимой по сравнению со всем остальным.
– Мне просто интересно, чем это закончится, – негромко говорю я, надеясь, что она поймет.
Фарли качает головой.
– Не знаю. Слишком много вариантов.
– Я имею в виду… Шейда. Птолемуса. Ты убьешь его – а потом что? Эванжелина убьет тебя? Клару? Я убью Эванжелину? И так далее, без конца?
Я близко знакома со смертью, но на сей раз ощущение странное. Я пытаюсь прикинуть финал. Это больше свойственно Мэйвену, чем нам. Фарли давно вынесла Птолемусу смертный приговор, еще когда я изображала Мэриэну Титанос, но это было ради Алой гвардии. Ради общего дела, не ради слепой мести.
Глаза у нее расширяются, полные пугающего огня.
– Ты хочешь, чтобы я подарила ему жизнь?
– Нет, конечно, – я почти огрызаюсь. – Я не знаю, чего хочу. Не знаю, что говорю… – Слова вдруг так и начинают сыпаться. – Но я еще не разучилась думать, Фарли. Я знаю, чтó месть и ярость способны сделать с человеком… и с теми, кто его окружает. И, разумеется, я не хочу, чтобы Клара росла без матери.
Фарли резко отворачивается, пряча лицо. Но недостаточно быстро, чтобы скрыть внезапные слезы. Впрочем, они так и не проливаются. Дернув плечом, она отталкивает меня.
Я