– Ну хватит, я же попросил прощения…
– Я не сержусь. Просто ты испортил мне настроение.
– Я больше не буду. – Я сам себя не узнавал. Я унижался, я готов был ползать перед ней на коленях, как жалкий червяк, хотя не был ни в чём виноват.
Вика передёрнула плечами, показывая, что её раздражают мои самоуничижения.
– Давай не сейчас. Я же согласилась пойти с тобой в ресторан… Давай просто посидим в ресторане.
– Как хочешь. Я готов выполнять все твои желания, даже самые безумные.
– Это было твоё желание…
– А ты не хочешь?
– Хочу. Мне нравиться здешняя кухня.
Я немного успокоился и стал выбирать брюки и рубашку, попросив Вику мне помочь. Она равнодушно порылась в моём тряпье и бросила на кровать одежду.
– Думаю, это подойдёт. Прилично и не пафосно.
– Согласен.
Мы вышли из номера, почти помирившись.
В ресторане было свежо и уютно. Посетителей много, но столик на двоих нашёлся, в самом углу, возле окна. Окно было открыто, и снизу доносился рокот прибоя и запах водорослей.
Я церемонно подвинул стул Вике, и когда она села, сел сам и взял в руки меню.
Пока заказ выполнялся, я попросил принести бутылку вина и бутылку коньяка. Вика удивлённо приподняла бровь.
– Я же сказал, что хочу напиться.
Она промолчала. Я налил по фужеру вина, и мы выпили. Заиграла музыка, и раздалось пение. Грустная мелодичная песня на итальянском языке. Рояль стоял в другом конце зала, и в нашем краю звук был едва слышен.
Принесли заказ, и мы так же молча принялись за еду. Вино закончилось, и я принялся за коньяк. Вика пила из фужера медленными глотками, наслаждаясь напитком.
– Тебе нравиться музыка? – Она в первый раз за вечер задала вопрос.
– О да! Превосходный тенор!
– Не юродствуй!
– Я и не юродствую. Мне правда нравиться. – Я чувствовал, что пьянею.
– Пойдём поближе, в бар. Допьёшь бутылку там.
Я не возражал. Мы переместились поближе к тенору, на мягкий диван практически возле рояля. Тенор заливался соловьём, я пил, Вика молчала. Я не помню точно, сколько это продолжалось, потому что я заказывал ещё спиртное и откровенно напивался. Периодически у меня случались моменты просветления, и я ловил взгляд тенора, пристально смотрящий на Вику. Она улыбалась ему и хлопала в ладоши. Потом я снова погружался в омут беспамятства, а жизнь текла параллельно, сама по себе.
Вроде бы потом музыка смолкла, тенор сел за наш столик, и они начали беседовать с Викой, но это я помню очень смутно. Наконец кто-то толкнул меня в бок. Я встряхнулся. Это была Вика.
– Дорогой, ты чрезмерно нагрузился. Нехорошо спать у всех на глазах. Пойдём. – Она взяла меня под руку и сделала попытку приподнять.
На нетвёрдо стоящих ногах я встал и покорно пошёл за ней – я и сам чувствовал, что спать у всех на глазах очень стыдно. Стараясь не потерять равновесие, держась за Вику,