«Епископы были больше озабочены сохранением свобод и чести священнослужителей, чем исправлением их нравов, полагая, что окажут услугу Богу и Церкви, если защитят от публичного наказания преступников, чьи пороки они, из-за их сана, отказывались или не желали обуздывать своим осуждением».
Впрочем, Герберт Бошам, самый преданный сторонник Томаса, пишет, что действия короля были продиктованы желанием установить мир и порядок в своем королевстве[101].
Все зло заключается в том, заявил Генрих II, что церковные суды требуют, чтобы всех служителей церкви судили только они, а приговоры этих судов такие мягкие, что никого не наказывают и не удерживают от преступления. Если священник опустился до изнасилования или убийства, то его совсем не пугает лишение сана. Вот если бы он знал, что его приговорят к смерти, как это делают гражданские суды, то он бы еще подумал, совершать преступление или нет.
Король предложил решить эту проблему, вернувшись к обычаям своего деда, как он это назвал, хотя свидетельств того, что Генрих I когда-либо проводил те процедуры, за которые ратовал его внук, у нас нет. Генрих II призвал епископов судить нарушивших закон клириков более сурово и передавать дела этих священнослужителей после того, как их признают виновными и лишат сана церковные суды, в руки гражданских судей для наказания. Кроме того, он потребовал, чтобы церковные суды не присваивали себе королевских прав, вынося приговоры о ссылке, ибо их может выносить только гражданская власть в лице своих судей.
Томас и епископы посовещались, и Бекет, от имени всех собравшихся, заявил, что уважение к духовному сану запрещает передавать клириков в руки светских судей.
«Было бы постыдным и негодным делом, – сказал он, – если бы королевская милость оказалась такой жестокой и ужасной, что руки, посвященные Богу, руки, которые незадолго до этого являли [верующим] образ Распятого Царя, Спасителя Мира, оказались бы связанными за спиной и объявлены руками вора, а голова, помазанная священным елеем, перед которой незадолго до этого склонялось королевское величие, прося о милости и прощении, качалась бы на позорной виселице с веревкой на шее»[102].
Эта защита священной природы духовенства была весьма трогательной, но она полностью игнорировала проблему, которую хотел решить король. Тогда он без лишних слов потребовал, чтобы епископы поклялись ему в том, что будут соблюдать древние обычаи. Но король и епископы их понимали по-разному. Для Генриха II они означали мир и порядок, которые принесло Англии правление его деда, а Бекет и его епископы вспомнили о жестокой борьбе, которую Генрих I вел с Ансельмом, пытаясь полностью подчинить себе архиепископа Кентерберийского. Томас Бекет, который считал Ансельма своим покровителем и стремился во всем подражать ему, сопротивлялся давлению Генриха II с такой же стойкостью, какую проявил Ансельм в борьбе с Вильгельмом Рыжим и Генрихом