Речь Преосвященнейшего походила более на отповедь, чем на проповедь. В гостях он не задержался. Помолился перед древней чудотворной иконой «Благовещение», которой славился «Назарет», и отбыл духовно окормлять другие ковчеги, коих в ту раннюю Пасху собралось на праздник изрядно.
Прошло два года и настало время для инициации – «мирского крещения», после которого начинается воспитание в ребёнке существимости. Мама предложила провести её на планете, терроформированием которой занималась вместе с биологами из других ковчегов. Тут же по общине «Назарета» пошёл ропот: направлять ковчег к планете, где имеются даблы чужаков, чистое безумие. Одно дело скреатить дабла и работать там дистанционно, и совсем другое – явиться в реальном теле и притащить с собой весь «Назарет», стазис-камеры которого хранят пять сотен вечных жизней. Вопрос даже не в приличиях – хотя срамно же показывать чужим свой вещественный дом! – а в элементарной безопасности. Среди биологов, чьи даблы трудятся над терроформированием, могут оказаться мумми. А что если у них есть оружие, способное обнулить ковчег? Слухи об адской сверхсущной бомбе не на пустом же месте появились. Почему владыка Игнатий для своей первосвятительской кафедры выбрал не старейшие ковчеги – «Назарет», «Вифлеем» или, на худой конец, «Хеврон», – а поселился в маленьком, тесном «Мегиддоне», построенном одним из последних, когда исход с Земли уже завершился? Не прячут ли в нём сверхоружие? Да, в «Мегиддоне» монастырь, и архиерею среди монахов как бы сподручней находиться. Но ведь и лучшего места, где можно сохранить тайну, не найти – монахи без благословения и полслова не скажут, дисциплина у них наподобие военной. Даже название ковчегу они подобрали ратное – город Мегиддон был крепостью при входе в долину Армагеддон, где в конце времён должна была произойти апокалиптическая битва с войском сатаны. «Если мы допускаем, что такое оружие есть у нас, то почему его не может быть у мумми? –