Марик не успел ответить – за спиной раздался знакомый голос:
– А, живород со своей живородкой! Вот так встреча!
На три ступеньки выше стоял Эдик и сверху бесцеремонно их разглядывал. Ситуация была унизительной, хотелось побыстрей это прекратить.
– Иди домой, – примирительно отозвался Марчик и, почувствовав жалкую нелепость сказанного, добавил: – И дома уши помой.
Глаза Эдика сузились, он осклабился:
– Мне-то зачем мыться? Это подружке твоей надо подмываться, а то забрюхатит, раздуется как пузырь, как же будешь суку свою пользовать?
Марик поднялся на две ступеньки вверх и неловко ударил мумми в живот – до лица дотянуться он не смог. Эдик отшатнулся и с разворота ударил его ногой. Удар был не точный, носок ботинка лишь скользнул по щеке, но лицо обожгла острая боль. То, что эта боль фантомная, поскольку у даблов отключаются болезненные ощущения, Марик не успел осознать. Он уже ни о чём не думал – прыгнул в ноги противника, как делал это однажды, лишившись шпаги в одном из детских ролевиков. Эдик потерял равновесие, перекувырнулся через спину Марка и полетел вниз по ступенькам. Теперь он был внизу, а Марк наверху. Мумми встал на ноги, поднял окровавленное лицо. И тут Марчик не поверил своим глазам: уши у Эдика вытянулись и заострились, на их кончиках зачернели кисточки. Лицо продолжало трансформироваться в кошачью морду, сквозь одежду проступила шерсть – и вот уж на ступеньках, поджав передние лапы, сидела огромная рысь, изготовившаяся к прыжку. Марчик инстинктивно отшатнулся в сторону и одним махом вскочил на парапет. Внизу был лютый зверь и… Рита. Она стояла, опустив руки, застыв на одном месте. Марк успел схватиться за бронзовую рукоятку факела, выхватить его из подставки и прыгнуть навстречу оборотню. Время замедлилось, Марк видел перед собой шерстистый череп зверя и успел в полёте поднять руку, чтобы со всей силы хрястнуть по нему увесистым канделябром.
От сшибки потемнело в глазах. Они катились вниз, вцепившись друг в друга. Оборотень был ещё живой, он в агонии рвал клыками голое, безрукое плечо Марика, во все стороны летели ошмётки мяса с осколками костей, а Марик единственной рукой пытался зажать ему пасть. Боли не было – с ума сводил муторный дух факельного масла, палёной шерсти и металлической ржавчины. Так пахла, наверное, липкая кровища, в которой елозили два сплетённых тела. Наконец зверь затих, и дабл Марика тоже перестал жить – подросток вдруг осознал себя в дабл-кресле, в своей комнате.
Спустя десять минут к нему ворвалась Рита:
– Живой?!
– Рита, Ритунь, ты плачешь что ли? Я же был в дабле.
– Ой, глупая я, там было так натурально… Слушай, я тоже оттуда уйду.
– Откуда?
– Из академии. Тебя же отчислят.
– Ну-у… я на оскорбление отвечал.
– Всё равно отчислят. А здорово ты кошку драную