Во всех четырёх случаях из списка и в других, которых в нём нет, были реальные или вымышленные причины, «оправдывающие» сержантов. Мы плохо маршируем, плохо учим текст, шумим, Чёрному нужны были права… Всё логично и закономерно. Чёрный кричал: «Я всё равно буду вас пиздить, пусть меня посадят!». Мы были «пидарами», «суками», «уёбищами» («уёбками»), «чмырями», «флегмами» (так обозначались люди с флегматичными характерами), «амёбами». Так что виноваты мы были сами. Мы не заслуживали другого обращения. Нас полагалось бить, лишать сна и еды, качать, унижать. Меня поражала такая наглость сержантов, и я ждал с нетерпением, когда письмо дойдёт до военной прокуратуры.
Помимо сержантской наглости меня поражало поведение моих сослуживцев. Сказать, что они были овечьим стадом – это ничего не сказать. Многие ябедничали друг друга сержантам. Некоторых, часто Альберта или Школьника, отправляли на стрём – в их задачу входило стоять у дверей и заранее предупреждать о прибытии в казарму или в учебный класс офицеров. В это время остальные солдаты занимались внеплановыми «физическими упражнениями» или другим малоприятным делами.
Подходил к концу июль, и наш взвод, самым первым в части, стали готовить к отправке на полигон для практических занятий по вождению. Чёрный сообщил нам об этом так: «Всё! Можете вешаться! На полигоне офицеров не будет!».
На самом деле офицеров не было и в части. Точнее они, конечно, были. Иногда, и эти «иногда» можно пересчитать по пальцам, я видел офицеров, входящими и выходящими из канцелярии (дверь в их логово соседствовала с входной дверью казармы, и офицеры проделывали ровно пять шагов по центральному проходу). Взводные и ротные участвовали в построениях на плацу. Они стояли в сторонке, а иногда бегали докладывать командующему батальона о текущей численности в подразделениях.
Однажды во время занятий командир моего взвода выводил нас из аудитории по одному в отдельный кабинет, и там происходило его так называемое знакомство с личным составом. К примеру, у меня старлей спросил фамилию и имя, а затем вписал эти данные в какой-то журнал, а я подкрепил его запись своей подписью. На этом процесс знакомства завершился. Кстати, расписывались мы часто. На тумбочке дневального вечно лежал журнал инструктажа личного состава, в котором мы оставляли свои подписи каждый день (хотя никаких инструктажей нам не проводили).
Подготовка к выезду в поля проходила следующем образом. Все элементы своей экипировки нужно было «проклеймить», а именно написать ручкой, маркером или белым корректором на ремне, кителе, брюках, берцах, тапках свою фамилию и номер военного билета. Также нам выдали фляжки (в специальных чехлах с креплением на ремень), вещевые мешки и плащ-палатки. К этому добру нужно было пришить деревянные бирки. Всех нас снабдили заготовками бирок, представляющими собой маленькие деревянные прямоугольнички