– Как строился боевой день?
– По-разному было. Скажем, когда мы сидели на Тростянском озере, деревня, где мы жили, была в трех километрах от аэродрома. Снегопад тогда был такой, что никакая машина не проедет. Ходили пешком в летном обмундировании. Обычно на аэродром приходили с рассветом. Соответственно за час-полтора до рассвета мы вставали, умывались. Кофейку попили и пошли на аэродром.
На аэродроме мы подходили каждый к своему самолету, убеждались, что они готовы. После этого собирались в землянке и ждали команды на вылет.
Пока ждали, мы, как правило, изучали какие-нибудь документы, а если длительно не летаем, то могли прослушать какую-нибудь лекцию по технике, по тактике. В последние годы войны все особенно понимали, что надо обучать летчиков. А то, к примеру, как в бою определить дистанцию, с которой можно стрелять? У меня уже был опыт, я передавал его молодым. Объяснял, что, когда ты видишь номер, то это будет примерно метров 300-400 до самолета. А стрелять нужно метров с 20-50, когда заклепки видишь.
Конечно, сидя в землянке, мы частенько и просто разговоры вели. И анекдоты рассказывали. В карты нам тогда запрещали играть, считалось, что это буржуазная привычка. Зато мы играли в домино или шахматы.
Вообще, когда сидишь до получения задания, то состояние расслабленное. Но когда поставили задачу, то каждый уже прорабатывает в уме все свои действия от взлета до цели. Скажем, меня как ведущего волновало, чтобы группа была в сборе, когда взлетаем. Потом мы становимся на курс, идем. Тут уже на моей совести ориентировка, осмотрительность. Еще до полета на земле, как правило, отрабатываются варианты: что делать, если встречается группа выше тебя, справа, слева, сзади, какие действия, чтобы плотнее строй был. Мандража при получении задачи никогда не было, но волнуешься, конечно. Подходишь к машине, тебя встречает техник. Моим техником долгое время был Цыганков Георгий Сергеевич. Он был выше меня на голову, очень добросовестный, изумительный человек. И вот техник докладывает, что самолет готов, все проверено, оружие заряжено. Если есть вопросы, то спрашиваешь. Он тебе помогает надеть парашют, сесть в кабину. Пристегивает ремнями. Потом протирает стекло, чтобы на нем не было никаких точек. А как сел в кабину на вылет – все пропало, ты уже нацелен на работу двигателя, всех приборов. Командуешь. Дальше взлетели и пошли. И там ты уже задумываешься только о том, как лучше выполнить задание.
– Во время вылетов и перед ними отказов материальной части не было?
– Были отказы. Если какая-то неисправность была у самолета, ее устранили, и опытный летчик должен был облетать самолет после этого. Трудно ведь предсказать однозначно, как будет вести себя в воздухе машина после ремонта. Как правило, такая работа ложилась на меня как на командира эскадрильи.