Теодор стоял ни живой ни мертвый. Люди, целых пять, и так близко! Он и Шныряла, затаившись, глядели из мрака между постройками. Нависающие по обе стороны крыши сарайчиков создавали глубокую тень. Глаза Шнырялы дико блестели: она узнала Совет!
Высокий черный человек – глава Пятерки, мэр Вангели.
Толстяка с фляжкой звали Янко Попеску. Простак, сама наивность, любитель горячительного. По мотивам историй, в которые Попеску ввязывался из-за любви к содержимому фляжек, можно было написать роман не менее захватывающий, чем о приключениях трех мушкетеров. Байки о Попеску рассказывали за кружкой пива в барах; к счастью, материал не иссякал – Янко регулярно подкидывал темы для анекдотов. Говорили, что бесконечны только две вещи: Вселенная и любовь Попеску к фляжке.
Петру Цепеняг. Черноглазый цыган со смуглой кожей и носом, загнутым к подбородку. Его оранжерея в Изворе сгорела несколько лет назад, и он отстроил тут новую. Чучельник охотился в лесах, но говорили, он делает и более редкие поделки – чучела диковинных существ. На такое находились покупатели. Когда Чучельник проходил мимо кладбища, нежители были готовы провалиться под землю в прямом смысле слова.
Седой решительный мужчина – начальник полиции по имени Симион Стан. «Нюх у Стана лучше собачьего», – говорили в полиции, и кто-кто, а Шныряла знала цену комплименту.
Последним – Шныряла затряслась от злобы, когда увидела его, – был костлявый человечек с юркими глазками. Титу Константин по прозвищу Алхимик говорил тихо, шепелявил и выглядел совершенно безобидным, тщедушным старичком. Худые руки, тощие ноги наводили мысль о том, что он болен и скоро сойдет в могилу. Однако старик намеревался прожить еще сотню лет и старательно над этим работал в лаборатории.
– Здесь был кто-то.
– Что вы, господин мэр! Ребята сказали, никого не видели. Все спят!
Теодор похолодел, а Шныряла только блеснула выпученными глазами.
– Когда мы подходили, здесь был кто-то, – повторил мэр.
Остальные члены Пятерки переглянулись, но смолчали.
Чучельник шагнул к дереву и зачитал надпись:
Она для мертвых – дом родной,
И в ней не спит народ живой,
Она – начало и конец,
И в ней лишь червь слепой – жилец.
Теодор переглянулся со Шнырялой. Та сдвинула брови.
– Дом для мертвых? – промямлил Янко Попеску. – Мертвых? Бог мой! Этот неизвестный – псих!
– Или неизвестные, – заметил начальник полиции.
– Неизвестные? Не хотите ли вы… О! – Попеску взволнованно потянулся к фляжке, но вспомнил, что она пуста. – Батюшки! Мне даже страшно подумать…
– Не думайте, – отозвался Симион Стан.
Попеску фыркнул, однако заговорил мэр:
– Это они.
– Содержание двусмысленно, – покачал головой Стан. – Мы не можем быть уверены в том, что похититель