– А я же вас недолюбливал раньше, отче, – даже для самого себя, неожиданно, тихим голосом промолвил Рома. Внутри он решил, будто находится в ловушке своих мыслей и видит лишь только выход признаться.
Тот сначала ничего не ответил и даже не повернулся, чтобы снова посмотреть своим пронизывающим до замерзших стоп ног взглядом. Молчание это продолжалось буквально несколько секунд, которые для него уже начинали превращаться в долгие минуты.
– Я знаю, – спокойным и никак не удивленным голосом ответил тот.
Ему теперь нечего было на это ответить. Он никак не смог предугадать такого ответа от отца, а если бы даже и смог, то всё равно вряд ли что-нибудь сказал.
– Я это увидел, ещё когда ты только к нам приехал, закончив свою семинарию, – снова отозвался отец, немного усмехаясь и излучая из себя всё то же тепло. – Ты с самого начала был недоволен мной больше, чем кем-либо другим. Тогда, я ещё ни разу в своей жизни не встречал человека, который мог бы испытывать ко мне такие непростые чувства… – После этих слов наступило небольшое молчание, которое для них обоих сейчас, видимо, было абсолютно разным. – Вот тогда-то я понял, что ты и будешь после меня. – Закончил настоятель.
Рома сидел мертво, не издавая даже малейшего шороха. Конечно, за последние несколько месяцев, он понял, что от отца Михаила можно ожидать чего угодно, но предугадать это он всё же никак не смог. Одновременно его наполняли чувства стыда и непонимания. Стыда конечно от того, что он, как оказалось, делал это не только внутри себя, а непонимания от того, зачем тогда отец делал его жизнь ещё более тяжелой? Зачем тогда он оставлял его после вечерних богослужений, помогать чем-либо прихожанам либо же кому-то из уборщиц? Зачем было нужно ещё больше заставлять его разочаровываться в отце и его братьях? Такие вопросы теперь задавать было немного страшновато, но это было то, на чем, как казалось ему, и держалась вся эта пирамида ненужного зла, растущая ещё до нового, темного времени всё больше.
– Никогда раньше не любил, как вы вешали на мои плечи какую-то дополнительную работу, – тихо, словно шепотом, вытянул из себя он настоятелю.
– Да, для тебя это всегда было самым неприятным, – спокойно сказал отец. – Ты никогда не хотел с любовью делать то, что я на тебя возлагал.
– Отче, – более уверенным голосом, словно выйдя из спячки, начал Рома. – Как можно было любить всё это?
– Такой вопрос, брат мой, ты должен был всегда задавать именно себе. Ты когда-нибудь это делал?
Рома немного задумался, уверенно думая, что совершал это неоднократно, но в итоге, так и не нашел доказательств этим самым своим уверенным помыслам. Он молчал, всё так же, где-то глубоко внутри себя, держа эти горячие и нелегкие воспоминания всего прошлого.
– Вот именно за всё это и нужно было любить.
– За