В характере Эраста Карамзин предвосхищает распространенный в новой русской литературе тип разочарованного человека. По натуре Эраст добрый, но слабый и ветреный. Общественная жизнь и светские удовольствия ему надоели, он скучает и жалуется на свою судьбу. Под влиянием сентиментальных романов, которых Эраст вдоволь начитался, он мечтает о счастливых временах, когда люди, не обременённые условностями и правилами цивилизации, жили беспечно и дружно на лоне природы. Разочаровавшись в свете, в людях своего круга, Эраст ищет новых впечатлений. Встреча с Лизой удовлетворяет его мечте о природной простоте нравов и обычаев. Но пастушеская идиллия ему вскоре надоедает.
Мотивы повести, связанные с Эрастом, в разных вариациях будут звучать в нашей литературе: в пушкинских «Цыганах», в «Казаках» и поздней драме Льва Николаевича Толстого «Живой труп». Отголоски её ощутимы и в его романе «Воскресение». А судьба Лизы отзовётся в «Станционном смотрителе» Пушкина, в «Бедных людях» Достоевского.
По существу, «Бедной Лизой» открывается ключевая в отечественной литературе тема «маленького человека».
Правда, социальный аспект в отношениях Лизы и Эраста приглушён: Карамзин более всего озабочен в повести доказательством того, что «и крестьянки любить умеют». Но именно потому социальный колорит в изображении характера Лизы у Карамзина отсутствует. Это является, пожалуй, самым слабым местом повести, ибо Лиза менее всего похожа на крестьянку, а более – на милую светскую барышню, воспитанную на чувствительных сентиментальных романах. Ныне такой писательский подход к изображению людей из народа кажется наивным и нехудожественным. Но современники Карамзина, ещё не читавшие ни Крылова, ни Пушкина, ни Гоголя, не только не чувствовали этой фальши, но восхищались до слёз художественной правдой повести. Пруд у Симонова монастыря стал местом паломничества почитателей таланта Карамзина и получил название «Лизин пруд». Сюда сходились на свидание сентиментальные парочки, сюда приходили тосковать и предаваться «меланхолии» люди с чувствительными и разбитыми сердцами. Так, один из светских остряков написал по этому поводу такое объявление:
Здесь в воду бросилась Эрастова невеста, —
Топитесь, девушки, в пруду довольно места!
А монахи прекратили эти паломничества просто: обнесли пруд забором и вывесили надпись, что пруд этот вовсе не называется «Лизиным».
Всё это ныне не может не вызывать улыбки над наивностью и простодушием людей далёкого от нас времени. Но по зрелом размышлении нельзя не согласиться, что «привязанная» к крестьянке и выраженная несколько архаичным, устарелым литературным языком история девической любви от её зарождения до катастрофы передана