– Зеркало покажет вам то, чего вы хотите больше всего.
Она увидела. Увидела воочию. Это было так прекрасно, как сон, который снится в детстве, когда горести разгоняет мамин поцелуй. Картина, которую она видела, в самом деле была тем, о чем она мечтала, но не могла и боялась признаться себе. И тем, чего никогда не будет…
– Ванзаров. – Она поняла, что произнесла вслух.
Адель Ионовна заставила себя вырвать руки у зеркала.
– Но это… Это… – Она никак не могла отогнать видение, которое стояло перед глазами ярким маревом. – Это не дает мне ответа.
– Приложите к зеркалу левую руку.
Снова она подчинилась.
И увидела. И поняла, что должна делать. Значит, все одно к одному.
Зеркало больше не требовалось.
– Вы получили ответ?
– Да… Да… Благодарю… – торопливо отвечала Адель Ионовна, роясь в ридикюле. Денежные купюры, как назло, не попадалась.
– Вы узнали, что вам нужно?
– Да, я теперь знаю, когда и как все закончится.
– Ответ дан только вам.
– Не беспокойтесь, хранить секреты я умею… Сколько должна за сеанс?
– Истинная награда, как знание, не имеет цены.
Не желая выспрашивать, Адель Ионовна бросила под зеркало бумажки, сколько попалось, и опустила вуаль.
– Благодарю… вас, – сказала она, не зная, кому в темноте достаются ее слова. – Передайте мою благодарность господину Зосимову.
– Одно условие: вы не должны рассказывать не только о том, что увидели, но и о самом зеркале. Забудьте навсегда.
– Конечно… Благодарю…
Адель Ионовна больше не могла оставаться в темноте. Она отбросила занавес и быстрым шагом покинула выставку. Не важно, что господин Зосимов не показал лица. Главное, что результат был лучше, чем можно желать. Теперь Адель Ионовна не сомневалась в правдивости видения, которое явилось в зеркале.
Стоя на набережной Фонтанки, где дожидался экипаж, она ощутила, как бешено колотится сердце и не хочет угомониться. Чтобы отвлечься, она щелкнула крышкой часиков, висевших на золотой цепочке.
Как странно…
Ей казалось, что у зеркала она провела не больше четверти часа. Часы же показывали, что куда-то исчез час.
29 октября 1898 года
Октябрьская непогода стучалась в окно. В утреннем мраке пряталась набережная реки Фонтанки и Инженерный замок, а за ними и весь Петербург. Приемная директора департамента полиции была ярко освещена электрическим светом новой люстры, сиявшей стосвечовой лампочкой в центральном колпаке и четырьмя двадцатисвечовыми вокруг нее. Свет был таким ярким, что дежурный чиновник Войтов с непривычки жмурился.
Он явился на службу раньше всех, в восемь утра, чтобы к приходу господина директора утренние бумаги, газеты и полицейские сводки были разложены так, как любил Эраст Сергеевич, то есть «лесенкой». Закончив с канцелярией, Войтов занялся журналом посещений. Среди прочих посетителей, важных и не слишком, первым в списке стояла фамилия