Тем не менее Ванзаров зачастил к директору. Быть может, господин Зволянский задумал произвести рокировку и подвинуть кого-то из неугодных лиц, а на освободившееся место посадить Ванзарова. А раз так, то наглый выскочка не так прост, как кажется. Не зря зарабатывал себе репутацию неподкупного служаки, чтобы в нужный момент предложить свои услуги.
И кого же директор может подвинуть? Прекрасно зная скрытые ниточки, поддерживавшие нутро полиции, Войтов пришел к мнению, что дни начальника сыскной полиции Петербурга сочтены. Заменят господина Шереметьевского на юного выскочку, не иначе. Да и то сказать, засиделся. Господин директор его недолюбливал и не раз высказывался, что тот не соответствует месту. И вот взялся всерьез.
Открытие убедило Войтова, что с Ванзаровым следует держаться исключительно любезно. А Шереметьевскому намекнуть, какой ветер может его сдуть. Вязать интриги и поддерживать нужные связи было настоящим талантом дежурного чиновника.
Ровно в назначенное время, минута в минуту, в приемной появился не слишком высокий, но и не слишком низкий господин, плотного телосложения, с крепкой, почти бычьей шеей, что говорило о недюжинной физической силе. С ним влетел уличный холод, или Войтову стало отчего-то зябко. Быть может, его приморозил взгляд, не обещавший ничего дурного, но и не суливший ничего хорошего. Такой особый взгляд, который трудно выдержать хорошо воспитанному чиновнику.
Невольно вздрогнув, Войтов вышел из-за стола и особо приветствовал посетителя. В ответ получил холодный кивок.
– Господин директор вызвал меня, будьте любезны доложить, – сказал Ванзаров без капли обходительности.
– Сию минуту, – ответил Войтов и, мягко ступая, пошел к двери кабинета. Про себя же отметил, что счастливый избранник выглядит столь мрачно и безрадостно, будто ему предстоит не повышение, а поездка в Туркестан.
Войтов забежал в кабинет и сказал только: «Ванзаров».
Настроение шефа показалось странным. Эраст Сергеевич не прикоснулся к поданным бумагам, бродил по кабинету и будто испытывал физические муки, то и дело дергая галстук и манжеты. Директор пребывал в крайней степени раздражения, если не сказать расстройства. Причины Войтову были неясны, а потому вызывали интерес. Зволянский махнул рукой, что означало «проси!», и заставил себя сесть за стол.
Ванзаров вошел и сдержанно поклонился. Ему указали на стул, который был приставлен к резному краю стола. Чиновник сыска сел и молча уставился на директора, будто желал только усложнить задачу, над решением которой Эраст Сергеевич бился со вчерашнего дня и не был уверен, что нашел нужные слова.
– Докладывайте, – резко бросил он и принялся перекладывать бумаги перед собой.
– Прошу простить, о чем?
И ведь понимает, стервец, что от него требуется. Так ведь нарочно мучает!.. Доводы рассудка Зволянский оставил при себе.
– Доложите