мир, мир, во много раз обширнее нашего, как раз “тем светом”. Не может быть, чтобы такой гигантский взрыв не отразился в том мире потоком каких-либо неуловимых нами частиц. Не объединяет ли в себе человек двух живых существ из разных миров? Ведь доподлинно известно, что, умирая в абсолютно герметичном сосуде, человек облегчается на несколько граммов! Не есть ли человек, его тело, всего лишь орудием проникновения в наш мир, своего рода скафандром, который “надевает” некая душа, отправляясь в неблагоприятную среду, в которой эта душа в силу слабого взаимодействия двух миров не может без человеческого скафандра ощущать наше вещество и излучение, в полной мере воспринимать наш мир, двигать камни, плескать воду, гонять воздух?

      Но вот скафандр сам стал мыслить и уже плохо подчиняется “душе”, а она не в силах жёстко управлять им в силу чрезвычайно слабого взаимодействия миров.

      Если разум, не мелкий умишко, а действительно РАЗУМ, на самом деле един во всех мирах, естественно, он не хочет насильственной гибели даже одной из его субстанций, в одном из миров, даже за минуту до неминуемой в этом миру гибели, поскольку всё равно потеряет часть себя. Но может ли он повлиять на этот исход при столь ничтожном взаимодействии?

      А может, эта ничтожность взаимовлияния только кажущаяся в силу нашего незнания? Радиоволны человек ведь тоже не сразу “увидел”!

      К концу следующего дня с экранов телевизоров и из радиоприёмников вовсю зазвучали песни на марсианскую тему о вечности и добре, о космическом знамени, эстафете и всём таком прочем. Естественно, чаще всех исполняли: “…И на Марсе будут яблони цвести…”

      Экипаж экспедиции окрестили космическим детским садом. Командиром была поразительной красоты смугленькая американка с искрящимся взглядом. Её голос, решительный и нежный, звенел как колокольчик. В её речи с чрезвычайной выразительностью участвовало всё её тело. Заместителем была русская девчушка-смехотушка, крепенькая, миленькая, кругленькая и, как ни удивительно, доктор наук и мастер спорта в свои двадцать три года.

      Да! Это был цветник! Все сразу влюбились в очаровательных космических звёздочек.

      По телевидению часто передавали трогательные приветствия с орбиты и очень мило обставленные сценки. Большинство зрителей в эти минуты плакали. Это было не только результатом мастерства телевизионщиков, которые превзошли сами себя, но и на самом деле, люди ведь по-настоящему провожали своих дочерей и возлюбленных! Их чувства не были сродни чувствам родителей, уступающих место своим детям в спасательной шлюпке. Здесь было нечто иное – чувство человека, выпускавшего голубей в небо.

      Родители с гибнущего “Титаника” отправляли детей в такую же жизнь, какою жили сами, а голуби устремлялись далеко ввысь, их жизнь должна была быть лучше, светлее. Пусть гораздо труднее, но не такая суетная, какая у их родителей, а высокая, настоящая…

      С успехом экспедиции люди всего мира связывали свои самые светлые надежды. Слёзы радости