– Добуду, – чуть не облизнулась алатка, которую потихоньку охватывал охотничий азарт. Разобраться в змеином клубке, где чья башка, а где – хвост, было не только нужно, но и до ужаса любопытно, к тому же хотелось утереть нос Бурразу, которого признанные умники годами держали за тергача. – Только как бы мне по незнанию не наерундить. Я с регентом и паршивцем Валме по три часа, как некоторые, не болтала, а Урфрида мало того что себе на уме, так еще и самого ума небогато.
– То тебе виднее, – кивнул супруг и придвинулся поближе. Поправить подбитый мехом плащ и… вообще. – Кубло в стенах сиих вызрело знатное, а все с того, что Сильвестр, дрянь эдакая, запамятовал, что смертен.
– Вечно у тебя Сильвестр… Забыл бы ты о нем, умер и умер!
– Сам-то грешник умер, – непривычно тихо сказал Бонифаций, – да дела, что наворотил он, живут. Одна радость, не я судья кардиналу сему, а то, чего доброго, рассиропился б и попустил из болота посмертного прежде Суда на кочку выбраться.
Муж, шмыгнув носом, хмуро уставился на шпили большой, впору столице, церкви, и тут в кормушке заверещало. Матильда торопливо обернулась: к вожделенным крошкам, распихивая синиц, вовсю пер дубоносый невежа в красной шапке.
– Кыш, пакостник! – принцесса резко махнула рукой. Птицы – и нахал, и его жертвы – брызнули в стороны, под ноги опустилось одинокое перышко, и стало совсем тихо.
– Почто отворотилась? – грозно вопросил муж, и у Матильды отлегло от сердца. – Соглашались мы друг на дружку «в горе и в радости», значит, и «в силе и в слабости»… Ну явил я слабость, так не потакай! И запомни: дятел то был. Торский.
– Все равно «карлион», – как могла беспечно фыркнула алатка. – Ты давай рассказывай, мне скоро головы морочить, а чем?
– Что б ты да не заморочила? – обрадовал Бонифаций и почесал бровь. – Постой, дай подумать, с чего начинать, чтоб понятно было.
– С чего хочешь, ызаргов я всяких нагляделась, разберусь.
И она разобралась, зря ее, что ли, полвека назад в гаунасские королевы прочили?! Мекчеи, даже братец Альберт, каким бы нетопырем он ни стал, правили сами, а вот в Талиге короли выдохлись, и за дело взялись аспиды.
Диомид, про которого у Бонифация дурных слов не нашлось, выбрал себе в преемники Сильвестра. Этот вроде бы радел за Талиг, но к возможным преемникам ревновал со страшной силой и выставлял всех, кто был хоть на что-то годен, из столицы. Чтоб не искушать близкой властью и самому не искушаться, ибо убийство, что ни говори, штука паршивая, а всех, кто поглядывает наверх, в Багерлее не засунешь.
Спровадив в тюрьму и в провинцию с полдюжины чересчур рьяных собратьев, кардинал вспомнил о Старой Придде. Вернее, о запасной кардинальской резиденции, заложенной в Приддене на второй