Михаил Егорович навёл справки, с кем-то поговорил и советовал просто ждать, пока всё уляжется и о Лёсике забудут. Пусть никуда не выходит, с работы – сразу домой, а если повестка в суд придёт, звонить ему, тогда уж будет действовать, хотя эти собаки на всё способны, тем более, оказал сопротивление, царапался, дурень.
Тогда Дарина ещё не знала, что всё, написанное в протоколе, – правда. Твердила себе и окружающим про ментовский беспредел. И хоть душу жгла тревога, но материнская логика отводила глаза. Она не связывала грубое поведение сына, приступы сумеречного сознания и этот немыслимый милицейский протокол.
Из дневника Лёсика
11.03.200… г.
Как теперь жить дальше? Как контролировать этого негодяя? Все прошлые попытки – если я о них помнил, а ведь, как правило, и не помнил ничего! – эти попытки ничем хорошим не кончались. Как бы я ни старался, отталкивая, затыкая рот, умоляя и стыдя, сделать с ним ничего не мог. Иногда матушка перестаёт со мной разговаривать, и я понимаю: это Леон опять что-то учинил, пока я спал после ночной.
Все вокруг думают, что я таким стал: циничным, наглым и грубым. И никакие извинения и объяснения уже не помогают. Я перестал общаться с людьми, боюсь, что в любой момент этот гад выскочит и всё испортит. Одно благо: он никогда не появляется, если я пишу дневник. И читать моих записей не может. Так что дневник – моё единственное надёжное прибежище.
21.04.200…г.
Ещё вчера полагал, что могу владеть собой. А сегодня вышло, что не могу. Наверно, если бы матушка была дома, ничего этого не произошло. Но она три дня как в командировке, и, конечно, Леон этим воспользовался. Тысячу раз себе твердил: плюнь, не обращай на его выходки внимания, ведь его, по сути, и не существует. Плод воображения, не больше. Оказалось, совсем не так.
То, что случилось сегодня, напугало меня по-настоящему. Я полез на антресоли, где спрятаны Светины дощечки с клинописью, и обнаружил, что их всего две. Каменный воробей был на месте, а одну из трёх дощечек я так и не нашёл. Всё перерыл и уже было решил, что Валя разбирала и куда-то сунула, но вдруг мне попался под руку конверт, а в нём – триста долларов.
Тут Леон вынырнул из ванной и с ухмылочкой вещает: не парься, продал я одну, деньги нужны на переезд. Я принялся его трясти, а он только хохочет и паясничает. На меня такая злость напала! Куда, падла, собираешься переезжать?! Так с тобой вместе: куда ты, туда и я! Бить его принялся, но этот чёрт уворачивается ловко, себе лишь навредил, стукнувшись об угол шкафа.
Сволочь, сволочь, чтоб он сдох! Не денег жалко – хотя продал, зараза, по дешёвке! – и не древнего артефакта, а память Светину. Хотя, бог мой, не мог же он сам что-то продавать! Это я сам, сам, своими руками сотворил такое – поменял то, что мне дороже всего, на кучку вонючих баксов! Что теперь делать, как избавиться от этого