– Ну, это мистика такая. Чешские истории сплошь и рядом из мистики состоят. Такой народ. Уютный-уютный. А когда очень уютно живется, почему-то сочиняются всякие жути. Но я тебе в прозе пересказала, а в стихах это непередаваемо красиво.
– Да, – подтвердила Наташа, – у каждого народа свое. У немцев – своя жуть, у нас своя, у чехов – вон как, оказывается. Но Прага вообще – город, я смотрю, такой… С жутковатинкой. За каждым углом свои покойники с косами.
– Один Кафка чего стоит, – подтвердила Варя, – тут, кстати, его музей неподалеку.
– Надо сходить. Для полного счастья, – меланхолически заметила Наташа.
– А представь, я вдруг чего-то вспомнила, – встрепенулась Варя, – про Жуковского заговорили – и вспомнила: имя Светлана-то придуманное. Чисто русское и придуманное Востоковым, филолог такой был и литератор двести лет тому назад. А потом Жуковский как балладу «Светлана» назвал, так и постепенно стали к имени привыкать.
– Интересная вещь, однако, – филология, – зевнула Наташа.
– Идем спать! Отоспимся, завтра будет новый день, пусть плохое старое останется в прошлом, – утешительно проговорила Варя.
– Оно и останется. Завтра женихов буду выбирать, – решительно поднялась Наташа.
Город давно спал. Небо зыбко колыхалось, сияя звездами, как кисейный полог над люлькой младенца.
Варя долго еще не могла уснуть. Думала о Наташе, о странной ее судьбе и характере. Варя давно уже поняла, что народные сказания могут поведать все о характере народа и отдельных людей, принадлежащих к определенному народу. Все истории складывались веками, ходили от дома к дому, от деревни к деревне. Им верили, их передавали друг другу, узнавая себя и своих близких в их героях. Поэтому, чтобы понять народ, надо знать его сказки.
«Так просто? – спросила себя Варя. – Наверное, просто. Только не надо никому. Не осталось у людей желания понять чужую душу. Хоть человека, который рядом, хоть народа, у которого язык так близок к твоему…»
Наш героический характер
Она вздохнула и стала думать о русском характере. Вот взять Наташу. Характер у нее героический. Сильная и полная жизни. Не может быть, чтобы не было о такой силе и красоте наших сказаний.
И вдруг ее осенило: что тут думать! Это же Наташа! Купеческая дочь из «Жениха» Пушкина! И имена даже совпали! Вот он, характер! И вот он, русский экшен: «Три дня купеческая дочь Наташа пропадала…» Все, конечно, встревожились, она вернулась, оказывается, в лесу заблудилась. Погрустила, потом отошла, зажила, как раньше…
Вот в наше время паника бы поднялась, если бы девушка исчезла! Хотя… Они там наверняка тоже паниковали, но дело ж не в том. Не стал бы Пушкин всю балладу рассказывать только о том, как было страшно Наташиным родным. Короче, вернулась девушка, погрустила, отошла, стала, как прежде, сидеть с подружками на завалинке. И вот однажды промчались мимо лошади, а в повозке такой красавец лихой. И как глянул на Наташу своим хищным глазом! Оценил, значит, ее красоту. А потом и сватов к ней заслал.