– Степаныч, а есть во что переодеться?
– Конечно, сей минут. Только вот, зовут меня Василий, Вася. А ты, шубку-то накинь, пока…
– Нет, спасибо, содрогнулась Оленька, мне чего ни будь попроще.
Хозяин носился по комнате, доставая из сундуков платья, шляпы с перьями, ботинки, балетные тапочки, кирзовые сапоги…
– Да не суетись, ты, вон висит телогрейка вот ее-то мне и дай.
– Шушун, что ли? Да, Бог с тобой, девица, да я же тебя в шелка разодену, в шубах собольих ходить будешь, как пава. Домик в городе у меня есть, на «тройке» выезжать будешь.
– Ты, к чему это клонишь, Степаныч?
– Люблю тебя, Оленька, люблю, аль не замечала? И не Степаныч я для тебя, а Вася, Василек, ты ж смотрела на меня ласково, я видел. Сбросив шубы на пол, он принялся целовать ей руки.
– Барыней заживешь, ни в чем отказа не будет, я же в деревне по заданию. Служу я, служу Оленька новому правительству. Всё у меня в руках. Ты думаешь, откуда я взялся, напротив зубодраловки?
–Ты, знал??? Откуда?
– Кругом, кругом «свои люди» у меня. Весь городишко у нас с тобой в руках будет, только согласись, родимая, ножки целовать буду.
И, он действительно схватил одну ногу и стал покрывать ее поцелуями.
Оленьке стало смешно, а потом, когда он схватился за пятку – щекотно, и она захохотала, откинув голову, и в то же время, пытаясь запахнуть на груди разорванную кофточку.
Влюблённый «начальник», открывши рот, смотрел, не зная, что и подумать.
– Да ты, не веришь мне? Хорошо, смотри, смотри.
Он рванул за ручку крышку погреба, спрыгнул туда. Послышалась возня, сопение.
Оленька тем временем встала, накинула на себя телогрейку и присела на лежанку зашнуровывать свои баретки.
Из подвала появились руки и поставили на пол шкатулки, одну, вторую, третью. За ними выскочил «Василек», весь в паутине, его исподнее стало серо-черным.
Оленька еле сдерживала смех.
– Вот, вот, видишь, что я для тебя припас?
– Ну-ка, ну-ка, покажи свое богатство… – Она уже все поняла, и спокойно, смотрела на эту потеху.
– Вот, ожерелье с агатами, я узнавал, дорого стоят, а вот просто каменья, рубины, саффиры, нам с тобой на всю жизнь хватит. А вот сережки с птичками, видишь, в глазики брульянты вставлены.
– Степныч, да это ж запонки мужские, опять засмеялась девушка, – хотя по идее должна была обрадоваться, так подумал «богатей», глядя на нее преданными «собачьими» глазами.
– Люблю тебя, Олька, люблю, мочи нету, сжалься, согласися, все для тебя сделаю, его голос стал тоненько-просящим, и, вдруг, зарыдал, уткнувшись грязным носом в ее коленки.
– Ну, хватит, хватит, ручёнки – то убери, ты, куда их тянешь, а?
Он замотал головой и еще крепче обнимал ее, не собираясь отпускать.
– Степаныч…
– Прошу, умоляю, назови хоть разочек Вася. Вася-Василёк, так маменька меня называла, и по головке гладила. Нету матушки, никого у меня нету, я тебя выбрал, ты единственная, свет очей моих.
– Хорошо.