Когда уже все кроме Павла воспользовались ее телом, они посмотрели в его сторону. Хоть Павел и был сильно возбужден, и плотское желание переполняло его, какой-то остаток, островок разума, еще не утонувший в разврате и животном инстинкте, заставил сказать «Я не хочу». Остальным это было безразлично – обвинять Павла, что он отказом предает «братство» никто не стал. «Не хочешь, как хочешь». «Импотент», – заржал Димон, которому спустя две недели было не до смеха, когда он корчился от передозировки в притоне, откуда его безжизненное тело увезли сразу в морг.
Перед тем как уйти, оставив ее абсолютно голую лежать на картонке в этом сыром пропахшем дерьмом и гнилью подвале, парни объяснили ей, что ее документы они оставили себе: «Нам очень понравилось. Так, чтобы хранить память о прекрасном времени с тобой, мы оставим твой паспорт у себя. Не возражаешь? И вспоминай каждый раз, когда будет приходить мысль настучать на нас в полицию, что страничку с твоим адресом я буду тщательней всего хранить. Надеюсь, мадам, я ясно выражаюсь?», – сказал Андрей, приставив к ее лицу страницу с записями о двух детях. В ответ он ничего не услышал, женщина лишь отвернулась и всхлипнула, прикрывая нагое тело своим грязным белым пальто.
И Павлу до сих пор стыдно, что смотрел на это. Что не воспрепятствовал. Что не ушел, как только они озвучили свои планы на вечер. Что он называл этих людей (а кого-то и сейчас называет) своими друзьями. Что он являлся частью компании этих ублюдков, а, значит, соучастником.
У него до сих пор в голове иногда просятся звуки ее плача, который он услышал, когда они, уходя, прикрывали дверь подвала. В такие моменты ему хотелось забраться на самую высокую крышу и сигануть оттуда. Павел пытал оправдать себя неокрепшим умом, даже слабым развитием, но тщетно – совесть брала свое.
Первое, что Павел увидел, спрыгнув через стену с последней ступеньки, были не огни Лас-Вегаса – города-сказки, как он того ожидал, а горящие фары здоровенной фуры, мчащейся прямо на только что перелезших ребят. Перебежав восемь полос дороги, они поняли, почему эта часть трассы не контролируется – такой способ Павла с Андреем пересечь Стену, имеет высокий риск быть размазанными по асфальту.
Нам говорили, мы лучшая нация в мире.
Нам говорили, это наше государство.
Нам говорили, комфортнее жить будет в новых районах, в новых домах.
Нам говорили, запрет митингов это для нашей же безопасности.
Нам говорили, что безработица падает, а уровень жизни растет.
Нам говорили, что у нас демократия.
А в итоге они показали, что им противно само наше существование и без всяких стеснений отгородились от нас. («А, может, это правильно? Я бы тоже хотел жить отдельно и как можно дальше от такого сброда, как я»).
Покинув дорогу, спустившись с пригорка, они оказались на небольшой