«Лишь позже я понял, что такой вот постоянный прессинг не был придурью, а стал фирменным бесковским отношением к спорту, системой, в которой игрок не должен быть спокоен, а должен постоянно находиться в напряжении…»507, – заметит впоследствии Евгений Ловчев: «Приемы обращения с футболистами, когда в команде не должно быть все спокойно, когда обязательно должны тлеть очаги недовольства, были выстраданы тренером его многолетним опытом…»508.
«Видите ли, когда на сборах в той же Тарасовке проводишь уйму времени, то случиться могло всякое. Иногда вспыхивала искра недопонимания, какие‑то мелкие ссоры и стычки. Мы‑то, игроки, между собой практически не ругались. Конфликт подчас на ровном месте вызывал, к примеру, Константин Иванович…»509, – заметил Ярцев. А братья Старостины, Николай и Андрей, напротив, конфликты пытались погасить: «Вот тут ненавязчиво, достаточно мудро «разруливали» ситуацию великие братья, основатели «Спартака». Они «тушили», нивелировали любую вспышку. И футболисты продолжали общаться, как ни в чем не бывало. Это, поверьте, особое искусство. При одном только появлении Старостиных в Тарасовке мы улыбались, хандру, если таковая случалась, как рукой снимало…»510.
Напротив, даже просто само появление Константина Ивановича вызывало напряжение: «Бесков создал в «Спартаке» специфическую атмосферу. Уйдя из команды, я нечасто приезжал в манеж в Сокольниках – а когда приезжал, то слышал: «Тс-с… Сейчас Бесков будет здесь проходить». Все его боялись, что противоречило спартаковским нравам, воспитанию, ауре…»511, – утверждал Евгений Ловчев, а Анатолий Исаев подтвердил: «Он идет, а народ, как его завидит, разбегается. Иначе подойдет и начнет: не то одел, не так причесался. У нас в «Спартаке» таких людей отродясь не было…»512.
Общение с Бесковым было зачастую