Именно этот дух терпения и снисхождения помог Блаженнейшему митрополиту Антонию не только удержать РПЦЗ в русле святоотеческого Православия, но и повлиять своим авторитетом на другие Поместные Церкви, чтобы замедлить обновленческие тенденции в Православии после Панправославного конгресса в Константинополе в 1923 году. Введение нового календаря он считал прискорбной ошибкой, но не ересью. Поэтому Зарубежная Церковь продолжала сохранять молитвенное общение с новостильниками и даже допускала у себя существование новостильных приходов.
Беженская, а потом иммигрантская жизнь унесла кареты и шестерки лошадей, на которые сетовал критик святого Филарета Московского.[43] Зато эта жизнь создала новый тип архиерея, неведомый благобыту дореволюционной России.
Расскажу два случая из жизни преемника св. Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского по кафедре, архиепископа Антония (Медведева), который до Сан-Франциско был в Австралии викарным епископом Мельбурнским. В 1962 году на общем собрании Покровского соборного прихода г. Мельбурна покойный владыка Антоний встал на колени перед казначеем прихода и просил его и группу членов приходского совета подчиниться соборному голосу прихода о желательности иметь о. Димитрия Симонова вторым священником. Прихожане, увидев владыку на коленях, заплакали. Успех архипастыря в проведении собрания был полный.[44]
Второй случай рассказал мне мой покойный тесть, протоиерей Владимир Выговский. В конце 1980-х годов, когда он был клириком Вознесенского собора (Московская Патриархия) в г. Новосибирске, его правящий архиерей, архиепископ (позднее митрополит) Гедеон, рассказал ему как старому эмигранту о своем посещении Америки. Архиепископ Гедеон был тронут до слез ласковым обхождением владыки Антония. Узнав от подходящего ко кресту гостя, что тот – архиерей Российской Церкви, владыка Антоний буквально просиял и с любовью троекратно облобызал его. Как немного нужно, чтобы явить любезную Богу ми-лость!
Владыка Антоний, будучи епископом Мельбурнским, старался помнить о днях Ангела своих пасомых и навещать их в эти дни, иногда уже поздно вечером, идя пешком от трамвая или метро.[45]
В 1980-х годах я был свидетелем трогательной сцены, когда староста прихода г. Крайстчерч в Новой Зеландии Н. М. Кругленко обращался к митрополиту Виталию, называя его по старой памяти беженского лагеря – «отец Виталий». Митрополит обратился потом ко мне и сказал: «Как это хорошо! Архиерей и должен быть отцом больше, чем “владыкой”».
Жизнь русской эмиграции, в особенности до 1945 года, была бы невыносимой, если бы святители и наставники не утешались своей верой в возрождение