Я давно не видел наркома таким раздосадованным и взвинченным и, прижимаясь к спинке стоявшего в дальнем углу кресла, изредка пытался записывать их разговор, все больше удивляясь настойчивости и мужеству Туполева, осмелившегося в течение почти двух часов спорить и переубеждать самого Берия.
Туполева отвезли в Бутырки, где сразу же он попал в руки вечно озлобленных и недовольных вертухаев.
– Руки за голову, падла! Иди в одиночку, сука, и не вздумай стучать! Видишь? – вертухай поднес к лицу Туполева огромный кулачище.
– Мне нужна бумага и карандаш, – настойчиво попросил Туполев.
– А х… не хочешь? Карандаш ему, падле, бумагу! Стихи, штоль, будешь писать? Тут есть у нас один писатель, стихи писал, пока не побывал у следователя. Теперь лежит, не встает. Иди, иди, не оглядывайся…
В тот день Андрей Николаевич не прикоснулся к пище, один вид которой вызывал отвращение и тошноту. Что ни говори, а в Болшево лучше. Надо ли было спорить с Берия?..
Открылась дверь: на пороге стоял вертухай с льстивой ухмылкой на мясистом, заплывшем жиром лице.
– Вам, гражданин Туполев, может, лампочку поярче ввернуть? – вертухай явно выслуживался, старался угодить тому, кому конверт с бумагой и карандашом привезли из наркомата (это я позаботился, спросив разрешения у наркома).
Больше двух суток Туполев находился в одиночной камере Бутырок, не расставаясь с карандашом и бумагой.
На третий день Туполева снова привезли в наркомат. На этот раз разговор велся в спокойных тонах.
– Мы с товарищем Сталиным ознакомились с вашей запиской. Решение таково: срочно делать вашу машину. После завершения этой работы приступайте к ПБ-4. Этот бомбардировщик нам очень нужен! – Берия подошел к столу с разложенными на нем рисунками и расчетами, исполненными Туполевым в Бутырках, молча рассматривал их, пока не увидел рисунка общих контуров нового бомбардировщика.
– А почему у него два хвоста? – недоуменно спросил Берия.
– Хвост один, товарищ нарком, а вертикальное оперение действительно двойное.
– Зачем лишние конструкции, лишний расход металла?
– Они не лишние. Эта машина будет скоростная и для путевой устойчивости нужен или огромный киль с рулем поворота, или два киля. В полетах на больших скоростях на пикировании наблюдается «рысканье» машины, другими словами – неуправляемое перемещение носа машины и хвоста вокруг вертикальной оси, – объясняя, Туполев тут же рисовал, проводил вертикальные линии, руками изображал рысканье. Берия морщился, явно не понимая всего того, о чем говорил Туполев, но молчал, изредка