Истребитель. Дмитрий Быков

жрачки. Только их интересовало бессмертие – все остальные довольствовались корытом. Это была власть великих бессмысленных проектов. Случайно получилось так, что Антонов умел строить летательные аппараты, и потому его извлекли из муравейника и отправили под личный присмотр Мефа. И по большому счету не важно, что Мефу нужен был истребитель или бомбардировщик, способный дотянуть до Англии. Это могло быть подлинной целью, и Меф в своем праве: ему нужно защищать свою империю профессионалов от бушующего вокруг моря простофиль. А могло быть прикрытием, потому что Антонов давно уже втайне догадывался: Мефа не интересовали все эти оборонные мелочи. Если бы Меф захотел, он одним бы усилием воли превратил своих подданных в пушечное мясо и завалил им все орудия врага. Жизненное пространство, все эти пошлости – это было для немцев, у которых и философия вся служила исключительно для бюргерского пищеварения. Нет, не оборона Мефа волновала. Оборона была так, для мелких исполнителей. Для самого же главного нужны были ледяные высоты и широты, космический холод, арктический лед, нужна была иная, подлинно великая задача. Просто печь хлеб и доить коров неинтересно. Построить социализм – вот безусловная задача. Но социализм – это была гигантская ракета, и только; самая большая ракета, предназначенная для достижения самых дальних пределов. Антонов должен был построить эту ракету. Здесь интересы его и Мефа интересы совпадали.

      Все они – конструкторы, художники и хозяин возводимой ими пирамиды – стремились к одному: к достижению своих пределов и превышению их. Девяносто процентов окружающего их населения в этом не нуждались и потому должны были обслуживать великий проект по покорению всех возможных полюсов: полюсов Земли, полюса недоступности, апогея и, если повезет, перигея. Они были первым в истории шансом достичь рубежей, а повезет – и раздвинуть. У них одних было идеальное население, ни на что не годившееся и ни на что не претендовавшее. У них была идеальная страна, из которой получилась абсолютная лаборатория, и потому у них не было вариантов, кроме как стать лучшими в своем деле. Весь их проект нужен был только для достижения высших точек – а там хоть бы и рассыплется. Но до этого было еще весьма далеко.

      Антонов никому об этом не говорил. Но с той минуты, как вся эта конструкция с ледяной простотой выстроилась в его голове, он воспринимал свое пребывание в Болшеве как месть своим дворовым врагам; и он даже не особенно удивился, когда об одном из них – Борисе Валовом – услышал от своего конструктора Касимова. Касимов сидел с Валовым в камере и рассказывал о том, как несчастный толстяк помешался. Он вообразил, что его готовят для заброски на Луну и бьют только для тренировки, чтобы он выдержал тряское путешествие по лунной поверхности.

      – Я подумал тогда, – закончил Касимов, – что бред этот не лишен резона. Впрочем, насчет твердой поверхности Луны…

      – Луна твердая, – резко сказал Антонов. – Спросите хоть кого. А насчет Валового… В идее про Луну, конечно, нет никакого резона. А вот что