Лейла улыбнулась юноше, склонила голову набок.
– Я помню, ваше высочество, вы обещали мне мой портрет…
Юный художник ещё ниже опустил голову, пробормотал:
– Я не достоин… мой учитель, он… Ваша красота… я не достоин, я, … – юноша мучительно покраснел.
– Я мало знаю о багрийском искусстве… – сказала Лейла.
– Если госпожа желает, я покажу вам несколько чудесных фресок во дворце… – продолжил юноша.
– А потом наш милый Аче вас нарисует, ваше высочество, – приобнимая подмастерье художника за плечи, сказал Амиран. – А я отлучусь, с вашего позволения. Нужно отнести копья в оружейную, проследить, чтоб их обиходили…
Он еще раз поклонился и стремительно зашагал в сторону фамильной оружейной – просторного охраняемого флигеля, настоящего музея, полного редкостей.
Аче смотрел на камайнскую принцессу с испугом и благоговением. Увидев спешащих к ней охранников и служанок, он чуть успокоился и повёл её на импровизированную экскурсию.
С портретов смотрели на Лейлу суровые и красивые лица давно умерших багрийских властителей, полководцев и царедворцев. Юный художник говорил резко, быстро, проглатывая некоторые буквы и даже слова, так что Лейле временами трудно было его понять.
– Фресковая живопись, ваше высочество, это уникальное явление.
Он остановился и взмахнул рукой, указывая на картину. Синие горы, а на самой вершине не то храм, не то замок. И застывшая фигурка женщины – тонкая, немного нелепая, с раскинутыми руками и с крыльями, лежащими у её ног. Слишком большая по сравнению с храмом и горами.
– Несмотря на то, что три сотни лет назад у багрийских художников не было ещё ни современных материалов, ни мастерства, ни умения строить более или менее правдоподобную композицию, картина всё же привлекает внимание.
Лейла кивнула, обвела взглядом другие фрески. Везде она видела любимое лицо. У одного багрийского царя был разрез глаз, как у Амирана, другой был так же широкоплеч, у третьего были такие же смешные, торчащие над ушами волосы. Ей не было дела до женщины с отрубленными крыльями.
– Картина должна дышать, петь, она должна быть живой. Только представьте, каким нужно обладать мастерством, чтобы с помощью столь бедных средств суметь передать и объём, и краски, и саму жизнь.
Лейле было скучно, но она улыбалась, кивала, и наконец Аче повёл её в свою мастерскую, усадил на высокий стул у окна. Достал мольберт, краски, а Лейла сказала, оборачиваясь к служанкам и охранникам.
– Постойте у двери.
В крошечной комнатке, загромождённой непросохшими ещё полотнами, места было мало и двоим, и свита нехотя подчинилась.
Аче только успел нанести первые штрихи, когда откуда-то из другой двери, скрытой полками и большим полотном, натянутым на раму, вышел Амиран. Он успел переодеться, а волосы его, мокрые после мытья, несколько