Она ещё что-то говорила, путаясь в деталях сна. Ведунья слушала её, переминала руки девочки в своих горячих руках. От жара в ладонях Альке становилось спокойно, хотелось говорить ещё больше. Под ведьминым взглядом робость откатила, и девочка была готова рассказать очень многое. Именно сейчас. И она говорила и говорила. Впрочем, Гайя уже ничего не спрашивала.
Аля выговорилась и замолчала, улыбаясь своему сну.
– Ведь вот знаешь себя, а спроси тебя в другой раз и потеряешься, – снова непонятно сказала ведунья и задумчиво улыбнулась.
Эх, Алька, знать бы тебе в тот момент, как много ты уже сказала. В какой переплёт из прошлого и предстоящего ты ввязалась этой простой и необдуманной откровенностью. Ну, так что же, ведь «главное начать, а там плакать да кончать».
– Изба толстяка —
В избушке под соломенной крышей места хватало на обеденный стол, широкую лежанку за занавеской да закуток для телёнка. В центре избы белела огромную печь, которая и забрала большую часть пространства. От печи тянуло холодом. Так бывает в домах, которые не топятся зимой.
Надо сказать, что в избе вообще было зябко. Потоки тёплого воздуха, увязавшиеся за Игорем с улицы, не прижились. Едва дверь за гостем затворилась, как холод, запах рыбы и мужского одиночества снова заполнили дом. Кроме Игоря и хозяина, в избушке никого не было. Даже вдвоём тут казалось тесно, а окажись кто-то ещё, и вовсе не развернуться было бы.
– Летом не топишься? – спросил Игорь от порога.
Хозяин дома, грузный мужик с тугим пузом, по-бычьи развернулся, не вставая с табурета. Он посмотрел на вошедшего и тяжело двинул плечами. В этом жесте угадывался ответ: «А зачем?». Мужик был не молод, но определить возраст точнее казалось невозможным. Нижняя часть его головы была покрыта переплетением чёрных и седых волос. Шапка этой растительности скрадывала шею, ложилась на грудь. Создавала иллюзию неповоротливости и дикости. Наверху волосы заканчивались аккурат на уровне кустистых бровей. Выше этого места лоснилась шишковатая лысина. От носа на лице остались только облупленная пимпочка да ноздри. Всё остальное было переломано и размазано так, что трудно было угадать исходное состояние. Да, мужик был колоритным, но при всей своей одичалости выглядел ухоженным. Добротная суконная рубаха просторно укрывала грузный торс. Она была тронута пятнами пота, но не саднила и не рябила грязью.
– Так оно. Жарко от неё, на улице готовлю, – ответил хозяин тонким и гнусавым голосом, не подходящим к его облику.
– Холодно у тебя, как в зимнике, – сказал Игорь и поёжился.
– Весна, вода рядом. Ручей выстуживает, вот и зябко. Так оно, – лениво пояснил хозяин. Он тыльной стороной ладони стряхнул остатки обеда на пол. Сначала с груди, а затем со стола. После этого повернулся к столу и жестом