Спорно понимание желания как только «духовности». Позиция идеализма превращает желание в фантазию, мечту и, в конечном счете, в игру воображения. Желание действительно не имеет отношения к телу, в том смысле, что человек ведом здесь не нуждами тела, а устремлениями духа. Но дух независим от тела в том лишь смысле, что требует полного перерождения всего человека, когда идеал, ценность человек и готов, и может ставить выше инстинкта самосохранения, так как для этого у человека есть находящиеся в его распоряжении созданные желанием «чудесные» силы.
Еще одна ошибка обусловлена (пользуясь наблюдением Р.Г. Апресяна) «недифференцированным восприятием явлений духовной жизни». Слияние с объектом или единение с другим лицом не являются непременным условием и сутью желания. Поэтому нельзя понять желание, отталкиваясь от феномена единства или отношения обладания. Желание – диалог, который требует, чтобы Я и Другой не составляли «одно», но занимали различные позиции, стремясь в друг друге к Иному. Желание – противоречие, устремленность к Другому с целью познать свое от Другого отличие, и затем, – благодаря последнему, – познать Иное.
Следует различать объект (на что направлено внимание или активность субъекта желания) и предмет желания (то, что действительно может удовлетворить желание).
Многие исследователи говорят об эгоизме желания, используя это в качестве аргумента против его изучения. Желание действительно направлено на благо его субъекта. Но из этого вовсе не следует его асоциальность. Не хотят признать очевидное – человек, у которого нет никаких желаний, представляет собой потенциальную угрозу обществу. Социальная апатия, с одной стороны, и всевозможные мании и зависимости, с другой, – следствия нарушения меры желания. Они свидетельствуют в пользу важности развития способности желания. И первым шагом на этом пути может стать понимание разницы между «индивидуальным» и «личным» желанием. Желание «стремит» человека, в процессе этой устремленности человек изменяется, и здесь даже деградация – более ценностна для общего хода нравственного совершенствования, чем формальное благодушие застоя и пустая чистота апатии[5].
Желание – чудо и тайна. Часто упускается из виду специфически трансцендентное в желании, его чудесность. Говоря словами Гильдебранда, в этом проявляется «боязнь эпистемологического удивления»