– Одна струя – на удачу в любви, другая – на здоровье, третья – на богатство.
– А из какого что?
– Кто его знает! – последовал восхитительный русский ответ, и они повернули назад. В деревню.
Расставаясь, жена тиуна дала Янке еще один совет:
– В этом году лето у нас загостилось. Но ты очень-то не обольщайся. Лето наше короткое, так что, пока оно длится, старайся, работай изо всех сил, помни: здесь тебе не юг.
– А что потом?
– Ничего, – пожала плечами советчица.
Еще одна перемена в жизни Янки заключалась в том, что она становилась женщиной.
Это началось еще на прежней родине, но за время их путешествия, да еще и после того, что предложили ей в семье Мала, все чаще охватывали ее прежде не испытанное волнение и смутные желания, от которых она то преисполнялась уверенности в себе, то внезапно смущалась и краснела. У нее был чудесный, бледный цвет лица, щеки ее окрашивал нежный румянец, а своими длинными темно-русыми волосами она даже гордилась.
Однако бывали дни, когда кожу ее покрывал маслянистый блеск, или на щеках высыпали прыщи, или проступали красные пятна, а волосы казались сальными и неприятными на ощупь. Тогда она сжимала губы, и рот ее с опущенными вниз уголками превращался в одну суровую линию; она хмурилась и старалась без нужды не выходить из дому.
Ее новое тело нравилось ей больше. Этим летом оно приобрело прежде несвойственные ему изгибы, и, хотя она оставалась стройной, ее бедра обнаруживали теперь новые, изящные, нежные очертания, которые, как ей казалось, сделают ее желанной для будущего мужа.
А зима приближалась – и Янка с гордостью обустраивала их новый дом.
Пока батюшка ее был занят крестьянским трудом: помогал другим сельчанам или сколачивал им с Янкой телегу, – она усердно пополняла запасы и коптила рыбу, находя применение всем своим навыкам и искусствам, а он, возвращаясь домой по вечерам, улыбался и говорил ей: «Какое же гнездышко ты нам свила, птичка моя!»
Казалось, он повеселел. Он принял тот вызов, что бросили ему тяжелый труд и жизнь на новом месте, и не проиграл. От него исходило новое ощущение упрямой, несгибаемой силы, вселявшее в нее радость. А когда он входил в дом и лицо его тускло сияло в угасающем, предвечернем солнечном свете, она опускала глаза и думала: «Ай да батюшка у меня! И пригож, и славен!»
К тому же ее не привлекал ни один здешний мужчина.
Тому были свои причины; они возникли еще в тот первый день, когда они с тиуном осматривали деревню.
Ведь еще не наступил вечер, как отец ее вернулся в дом и крикнул в сердцах:
– Ты видела их поля? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Они под пашню лес вырубают и выжигают! Мордва! Поганые нехристи! У них даже плуга приличного нет!
– Нет