Род Макбан немного прошелся по двору. У него за спиной стоял его дом. Это был сруб из бревен даймони – вечных бревен, которые нельзя распилить, которые твердостью превосходят все ожидания. Их купили комплектом в тридцати с лишним планетарных прыжках от Старой Северной Австралии и доставили световыми парусниками. Сруб представлял собой крепость, не подвластную даже крупнокалиберному оружию, но по-прежнему оставался срубом, незамысловатым изнутри, с передним двором из слежавшейся пыли. Последние алые отсветы рассвета переходили в день. Род знал, что далеко ему не уйти.
Он слышал женщин за домом, родственниц, которые пришли, чтобы постричь и привести его в приличный вид для триумфа – или иного исхода.
Они не знали, как много ему известно. Из-за его недуга они годами думали рядом с ним, полагая, что его телепатическая глухота постоянна. Увы, это было не так: он часто слышал вещи, не предназначавшиеся для него. Он даже запомнил грустную короткую поэму про молодых людей, которые по какой-то причине не прошли испытание и были вынуждены отправиться в Умирающий дом, вместо того чтобы стать севстралийскими гражданами и признанными подданными Ее королевского величества. (У севстралийцев пятнадцать тысяч лет не было настоящей королевы, но они верно придерживались традиций и не давали каким-то фактам сбить себя с толку.) Как там было в той поэме?.. В ней сквозило своеобразное, мрачное веселье.
Он стер свой след в пыли – и внезапно вспомнил всю поэму целиком. Негромко продекламировал ее:
Это обитель древнейших времен,
Где старый дух печалью пленен,
Где боль эпох реальна, как нож,
У врат, что в Сад смерти ведут,
Где те, что были, нас снова ждут.
Из Сада смерти идет молодежь,
Отведав геройский страх.
Их речи дерзки, в могучих руках —
Триумф, погибель, уход.
Это обитель древнейших времен.
Кто умрет молодым, сюда не войдет.
Кто живет – тот знает, что бездна ждет,
Старые духи сказали: таков закон.
Из Сада смерти дивятся они
На юные, смелые дни.
Ничего не стоило сказать, что они дивятся юным и смелым, но он еще не встречал человека, который не предпочел бы жизнь смерти. Он слышал о людях, которые выбрали смерть, – конечно, слышал, а кто не слышал? Но эти слухи передавались через третьи, четвертые, пятые руки.
Он знал, что некоторые говорили: ему лучше умереть, раз он так и не научился общаться телепатически и был вынужден по старинке говорить вслух, как чужаки из других миров или варвары.
Сам Род определенно не считал, что ему лучше умереть.
На самом деле иногда он смотрел на нормальных людей и гадал, как им удается жить под постоянную глупую болтовню чужих мыслей, проносящихся через их сознание. Когда его разум прочищался и он на время обретал способность «слыжать», сотни или даже тысячи чужих разумов обрушивались на него с невыносимой четкостью; он мог «слыжать» даже тех, кто считал, будто выставил телепатический