Возле въезда в гараж я увидела Пандору. Это означало, что меня никто не бросал, и я устыдилась своей растерянности.
Отчего Зоя, которая старше меня всего на год, чувствовала себя совершенно свободно и самостоятельно, а я, оставаясь без Артёма, металась в ужасе, как потерявшийся в торговом центре ребенок?
– Нашлась! – крикнул кто-то за спиной.
Я обернулась и увидела Макса.
– Ты чего спряталась?
– Просто вышла подышать. От краски голова идет кругом.
– Чернецкий всех переполошил: «Караул! Дите потерялось», – он ехидно усмехнулся.
– Максим, зачем ты настраиваешь его против меня? Я думала, мы друзья. После Артёма ты мой самый лучший друг. Извини, я слышала ваш разговор в больнице.
Я определенно была не в себе, раз высказала ему это так прямо, но он ничуть не смутился.
– Если слышала, то и ответ знаешь. Я тебя тоже нежно люблю, но Артём увлекающийся и азартный, ты – чувствительная и впечатлительная, и вы постоянно подогреваете друг друга. Чернецкий мне не чужой, а случай с корпусом – это не просто тревожный звоночек. Это набат. Продолжите в том же духе – кто-то обязательно пострадает. Можешь обижаться на меня, но я сказал честно.
– Я не обижаюсь. Просто это какая-то ловушка. Я никогда не думала, что так бывает. Ведь, когда люди любят друг друга, все должно быть прекрасно.
– С этим не ко мне. Я не знаю, что нужно делать в таких случаях, но градус определенно стоит снизить. Только не спрашивай как. Попробуй поговорить с Зоей. Кажется, она разбирается в таком.
Обедали мы в столовой зале. Стол был из темного дерева, массивный и длинный, как в кино про средневековые замки. Над ним висела хрустальная люстра с подвесками. В одном углу возле окна стояло черное пианино и напольные часы с маятником. В другом – шкаф для посуды. Штор на высоких окнах не было, и жаркое дневное солнце заливало весь зал. Но каменные стены хранили естественную прохладу, и поэтому дневное пекло в доме ощущалось не так сильно.
Все мы сидели на таком расстоянии друг от друга, что можно было спокойно расставить локти в стороны и все равно еще осталось бы место. Эхо от звона приборов и голоса гулко разносились по залу.
Артём отлично вписался в эту аристократическую обстановку, и, хотя брезгливость, с которой он ковырял останкинские пельмени, сложно было скрыть, роль потомственного дворянина удавалась ему отлично. Вероятно, это составляло неотъемлемую часть его прошлой жизни и воспитания. Того, чем жили его родители и на чем он рос.
Артём прекрасно держал осанку, ловко управлялся с ножом, препарируя пельмень, говорил негромко, но очень отчетливо. Разумеется, он слегка «играл», но так, наверное, вел себя за столом его отец. Чинно и благородно. Я мигом представила их семейный ужин, за которым все с прямыми спинами изящно пилят стейки и улыбаются пластиковыми улыбками.
Макс