Несчастный Брюхоскуп непослушными руками собирал в корзину фрукты, овощи, вяленое мясо и хлеб, попутно молясь Ралоку Всесоздателю, чтобы она забрала все это и не трогала его. С глухим стуком разбился глиняный кувшин. За ним на пол слетела тарелка. Он выругался себе под нос, проклиная тот день, когда обратился к ней за помощью.
Наконец дрожащий как осиновый лист и бледный как полотно хозяин вынес огромную корзину, накрытую льняным полотенцем.
– Вот, матушка, – чуть ли не скулил он. Его перепуганный вид вызывал жалость. – Здесь все, как ты любишь. Может, хочешь еще чего-то?
Ему показалось, что капюшон презрительно усмехнулся.
– Да нет, хозяин, – ответила фигура. – Я искренне благодарю тебя за это…
– А-а-а, это ты! – в этот момент из-под стола выполз пьяный хвастун. – Кажись-ка, на ловца и зверь бежит…
Побелевший собутыльник, тот самый, который пытался достать его за шиворот из-под стола, вцепился в рукав. Тот нетерпеливо выдернул руку и со словами: «Да отвали ты!» и со смешком, едва держась на ногах, направился к ней.
– Ой, дурак! – почти безголосо выдохнул Гура.
Странник бросил на друга быстрый взгляд. Обманчивое расслабленное состояние скрывало внутреннее напряжение. Прищуренные золотые глаза неотрывно следили за происходящим.
Пьянчуга, усмехаясь, окинул всех надменным взглядом. Его забавляло то, что остальные стушевались, недоверчиво и испуганно поглядывая на него. Дешевое пойло придавало смелости. Он представил, как завтра о нем все будут говорить со скрытым восхищением. И это лишило его остатков разума. Он чувствовал себя выше всех находящихся в этом сумрачном затхлом зале. Всех тех, кто сейчас трусливо прятался под столы и напряженно молчал. И это чувство руководило им.
Он приблизился к фигуре и развязно облокотился на стойку.
– Вы посмотрите, кто притащил сюда свою безобразную тушу! – по-хамски вызывающе усмехнулся он, окидывая взглядом находящихся в зале. Он желал видеть их реакцию, и вид притихших, внимательно следящих за ними людей ему понравился. – Это же Мара! Известная, мать ее, целительница! Черногова шлюха – вот кто ты! – последние слова он словно швырнул ей в лицо.
Она стояла молча, не шелохнувшись.
– Молчишь, сучье отродье?! Лучше бы ответила, где твои котята, а, Мара?
Довольный собой, негодяй весело расхохотался. Он ждал, что другие посетители «Пристанища» поддержат его. Однако все молчали. И эта неестественно напряженная тишина заставила его замолчать. В хмельном сознании заворочалось неприятное чувство тревоги.
Из-под капюшона послышался ледяной смешок. В давящем безмолвии этот звук ему показался жутким.
– Младек, Младек, – заговорила фигура тихим голосом. – Не тебе, жалкий олух, рассуждать о такой великой женщине, как мать. И, тем более, о моей. Видать, ты и вправду совсем пропил последние мозги… –