– А я тут к Новому Году приготовляюсь, – сообщает он миролюбиво.
– Ну, я пойду, наверное, – говорит Шурик Ха.
– Ступай себе с богом, – кивает ему Старик.
Шурик Ха уходит. Перелезает через ограду палисадника. Сворачивает на Поселковую. Толкает калитку. Между тем с невероятной быстротой темнеет и когда Шурик Ха поднимается на крыльцо тьма кругом стоит такая, что хоть глаз выколи. Шурик вваливается с улицы на кухню, щелкает выключателем. Под потолком загорается голая лампочка на шнуре. Лампочка похожа на далекую звезду, ее тусклые лучи пронзают пространство маленькой полутемной кухни. Несколько мгновений своего драгоценного времени Шурик Ха проводит задрав голову и глядя на лампочку. Насмотревшись, он снимает чайник с плиты и жадно пьет воду из носика. Утолив жажду, Шурик открывает дверцу буфета и находит в его чреве початую пачку овсяных хлопьев. Заглянув внутрь, Шурик Ха видит маленьких червячков деловито снующих среди овсянки.
– Нет, это не дело, – бормочет Шурик, – сколько времени уходит впустую на эту жратву. А, ну, ее к люлям!
Он бросает пачку на полу и уходит в комнату. Валится, не раздеваясь на диван. Лежит без движения. Желтенькая полоска электрического света падает из кухни в сумрак комнаты. Шурик Ха рывком садится.
– Чёртов свет! – орет Шурик.
Свет гаснет. Шурик Ха сидит на диване в темноте. Проходит вечность. Шурик поднимается с дивана, подходит к шкафу, стоящему в изножье и приоткрывает дверь. Слышен ужасающий протяжный скрип. За дверью шкафа в инфернальном вывернутом наизнанку пространстве среди зеленых огней плывут неживые уроды. Безглазые синюшные младенцы со жвалами насекомых, похожие на богомолов рахитичные старики с гипертрофией передних конечностей, безголовые бабищи, состоящие целиком из жоп, зубастых пёзд и огромных сисек и всякие другие неописуемые твари, поднявшиеся со дна одномерного ада.
Шурик Ха прикрывает дверцу шкафа и валится ничком на диван. Проходит вечность, потом еще одна. Шурик поворачивается на спину. Смотрит в потолок. Над диваном, на темном экране потолка кружится и гримасничает страхолюдная харя. Она похожа на лошадиный череп, украшенный лохмотьями еще не сгнившей плоти. В провалах глазниц пляшет монохромное пламя. В раззявленной пасти вращается завитушка далекой галактики. Вся харя в целом кажется раздавленной чудовищной гравитацией, она словно заперта в плоскость.
– Отвали! – говорит Шурик Ха демону под потолком, закрывает глаза и засыпает.
– Все никак главу не допишу, – жалуется Старик Шурику Ха. – Одной детальки не хватает.
Он сидит за столом у темного окна. На столе стопка исписанных от руки листов и глубокая эмалированная миска с какой-то дрянью. Старик в раздумье цепляет из миски желе с мясными волокнами и веселыми кругляками моркови и словно бы через силу пропихивает себе в рот, а потом водит пальцем по листкам. Верхние листки уже размокли от желе, чернильные строчки поплыли.
– На,