– Чего он хочет этим добиться?
Мой друг делает мертвую петлю, потом опять подлетает ко мне.
– Эдмонду Уэллсу так важно распространять свою премудрость, что он не прекращает попытки материализовать свой четвертый том по примеру трех предыдущих.
– У него нет ни карандаша, ни ручки, ни пишущей машинки, ни компьютера. Сколько бы информации он ни накопил, она так и останется витать в эфире.
Но Рауля такими доводами не пронять.
– Не считаешь же ты его настолько могущественным, чтобы умудриться отобразить величайшие тайны рая в некоем материальном томе, спрятанном где-то на Земле?
Рауль сохраняет непоколебимость.
– Помнишь место в «Энциклопедии» под названием «Конец эзотерики»? Там черным по белому написано: «Ныне все тайны можно вываливать на всеобщее обозрение, ибо – скажем прямо – понимание дается только желающим понять».
Мы описываем круги над раем.
– Все тайны, за исключением тайны Семерок! Невозможно даже представить, чтобы Эдмунд Уэллс доверил землянину, человеку-медиуму, воспроизведение секретов рая в материальной книге…
Мой друг смотрит напряженно-выжидающе, как будто я сейчас скажу…
И я говорю:
– Кто знает…
46. Энциклопедия
КОНЕЦ ЭЗОТЕРИКИ. Когда-то люди, имевшие доступ к фундаментальным знаниям о природе человека, не могли ими делиться просто так. Поэтому пророки изъяснялись притчами, метафорами, символами, намеками, иносказаниями. Они боялись слишком быстрого распространения своей премудрости, опасались быть неверно понятыми. При помощи обрядов посвящения они тщательно отбирали тех, кто был достоин получить доступ к важным сведениям. Так строилась иерархия знания.
Те времена давно минули. Ныне все тайны можно вываливать на всеобщее обозрение, ибо – скажем прямо – понимание дается только желающим понять. «Жажда знаний» – мощнейший человеческий двигатель.
Эдмонд Уэллс,
47. Игорь, 7 лет
Человек в форме служил в милиции. Он был красив, высок, силен, от него пахло чистотой. Он взял меня на руки, отряхнул от снега и отвел в ближайший сиротский приют. Наконец-то я избавлен от наихудшей угрозы – родной матери. Я нахожусь здесь уже два года.
В приюте живут дети, от которых отказались родители. Мы – отбросы общества, нелюбимые, нежеланные, те, кому вообще не следовало бы рождаться.
Мне наплевать. Главное, что я жив.
Это заведение похоже на приют для бездомных собак – с той разницей, что ветеринар сюда реже заглядывает, да и кормят скуднее.
Дети