Петров. Совсем другая история
Колонною по четыре все десять когорт моего легиона входили в ущелье. Там, в сумраке, их алые плащи тускнели и напоминали бурые пятна крови на сухой земле.
В суровых лицах воинов была готовность умереть, но не было надежды победить. И я должен был сказать им несколько слов, прокричать что-то важное. Но эта дура всё ползала на коленях у моих ног, хватала за руку и тянула, тянула. Растрёпанная, изодранная, с невыносимо прозрачными глазами. Что-то кричала про слона, про нашего ребёнка. Но из-за грохота пяти тысяч мечей, ударявших о нагрудную часть лорики1, я ничего не слышал…
Слон, нереально огромный, в самом деле возвышался над ущельем, где-то там – за поворотом. Стоял задом к когортам2, и было непонятно – как они всё идут и идут и не упрутся в него, не остановятся… Они шли и шли, растянувшись на целый километр, а я всё никак не мог отбросить её и сказать им что-то, что должно изменить бессмысленность и обречённость их марша. Я схватил её за волосы, хотел отшвырнуть, и тут слон обернулся. Я увидел его глаза, словно он был совсем рядом. Увидел своё отражение в черном зрачке – маленького императора на залитой солнцем каменистой площадке над пропастью, за которой ничего уже нет – ни земли, ни воды, ни Вселенной. Маленького, одинокого. Держащего в руке гладиус3… И уже нет рядом этой сумасшедшей. Только ветер треплет плюмаж4 на моём шлеме… И пустота позади…
Я смотрю и смотрю. А когорты идут и идут, будто он и не преграждает им проход. И грохот, и солнце сияет в сегментах доспехов. А мы смотрим друг другу в глаза. Я и он. И для него самое важное – мы. Только у меня позади пустота. И когорты ждут моих слов.
А потом раздался его рёв! Сразу – вокруг! Внутри! Повсюду! Казалось, кроме этого рёва нет ничего!!! Слон был во мне – огромный, ревущий. Он разрывал мне голову… замолкал и снова взрывал меня изнутри…
…Пока я не открыл глаза. Нетвёрдой рукой поднял с пола пиликающий телефон. Стены комнаты шатались, а солнце в окне то вспыхивало, то гасло.
Рингтон телефона был единственной реальной частью мира, как-то пробившейся ко мне. С первого раза нажать на нужную кнопку не удалось. Я лежал на кровати и думал – скоро он зазвонит опять, но у меня есть несколько минут покоя. Какое счастье!
– Уже? – и голос, и вопрос Ольги проносятся мимо, не оставляя в сознании ничего. Я лежу. А вот и снова звонок. Кое-как нажимаю и, видимо, издаю какой-то звук, который на том конце кто-то воспринял как человеческую реакцию – во рту пересохло и губы слиплись.
– Да, здрасьте. Я уже подъихав. Вы скоро спуститесь?
Элементарная вежливость по отношению к ожидающему и, судя по голосу, немолодому мужчине заставляет ответить:
– Через пятнадцать минут.
– У меня белая «газель». Прямо напротив ворот. Не ошибётесь.
– Спасибо.
Откидываюсь на подушку. Надо суметь встать. А зачем? Кто это?!
– Тебе сделать кофе? – Ольга заглядывает в комнату.
– Не.
– Может, хоть чаю? Как же ты поедешь?
Смотрю на неё. Похоже, она знает о сегодняшнем дне больше, чем я. А что знаю я?.. Суббота… июнь… Это всё. Зато из вчерашнего… какие-то деньги на полу в ресторане… пятитысячные купюры… кто-то их собирает… рука… Мужская? Женская?.. И совсем из утреннего… этот Жан Габен произносит: «…на основании всего вышеизложенного применить наказание, не связанное с лишением свободы…». Но это всё вчера… А сегодня?
По дороге в душ несколько раз сильно качнуло. А ещё больно ударился о косяк двери. Зато не упал. А главное – хватило ума не лезть в ванную. И словно со стороны картина: я под холодным душем… почему-то в рубашке… плачу… что-то объясняю… И стыдно так – и за то, о чём рассказываю, и за то, что вообще рассказываю всё это… И даже сейчас стыдно… И рука Анны… вроде как гладила меня?.. «Нет, Петров, нет»… А такси было? Ведь как-то попал домой?!
– Может, костюм не стоит?
Я смотрю на Ольгу. Но всё, что я могу понять по её вопросу, – я еду не на работу. А куда?!
Ольга выходит вслед за мной в коридор. Протягивает конверт, улыбается.
– И как ты поедешь? На, самое главное забыл.
Я убираю конверт во внутренний карман. Толстенький такой.
– Как доедешь – напиши. Ладно? И с дороги пиши.
– Обязательно, – я целую её в щеку. Сам чувствую, какой от меня перегар.
– А рубашка? – говорю я. К чему говорю?!
Ольга обнимает меня.
– Ну пожалуйста. Ну извини. Всё ведь хорошо прошло вчера?
– Да, – но я не понимаю, к чему весь этот наш диалог. Просто всплыло – рубашка. Что-то очень важное.
Лифт спускается невозможно долго. На самом деле он спускается как обычно. Просто в нём невыносимо воняет, и сейчас меня стошнит. На самом