Вскоре тьма опустилась на долину, хотя её приход старались отговорить. Эмир утёр губы, поднялся из-за стола и предложил руку жене; та приняла её. Взбудораженные голоса свидетелей перебивало хриплое дыхание коня, которого слуги привели на праздник. Тимур легко забрался в седло, следом усадил Турмуш и под выкрики родственников отправился к недавно установленной юрте – там новобрачных ожидало их ложе.
– Я приготовлю чай, господин, – первой нарушила молчание девушка, когда оказалась посреди богатого убранства жилища. Сердце подсказало, что лучше действовать по чётко установленным правилам.
– Если, конечно, вы этого хотите.
Тимур жестом выразил одобрение. Следующие полчаса с подобием любопытства он наблюдал за её неловкими попытками угодить. Турмуш тряслась от волнения, едва не выронила поднос, кроме того, отвар получился недостаточно крепким, что явно её расстроило.
– Если всё благополучно сложится, ты бы пожелала со мной в Хорасан поехать?
Эмир, наконец, спросил о главном.
Она вскинула голову, в глазах промелькнул испуг, и именно это послужило ответом, а не маловнятное: «Если господин сочтёт необходимым взять с собой». Разочарование мужа не сразу открылось девушке, – тогда Турмуш беспокоилась лишь о злосчастной судьбе, о том, что разлучится с близкими и местом, где родилась и выросла. Позже она осознала, что должна была попрощаться с детством, с прежней беззаботной жизнью. Но ошибку эту осознала, когда прошло слишком много времени, чтобы её исправить. Много для Тимура, для мужчины, который проливал кровь и который не собирался ждать, когда кто-то его полюбит.
– Господин, господин!
Гонец прибыл в Ходжа-Ильгар с первыми лучами и, завидев рыжеволосого эмира, рухнул в ноги. Кайхосров, возвращавшийся с тренировочного боя, быстро спешился, другие богадуры замерли, нутром чуя: грядёт беда.
– Что передал Казган?
– Аллах, Аллах… Казгана нет! Пропал! – верещал вестник.
– Как пропал? – вмешался Зинда Чашм, подбежав к вождю.
– Уехал на охоту, господин. И не вернулся.
– Проделки нечестивых могульских шакалов, не иначе! – выпалил Тимур раздражённо и перехватил взгляды воинов, ожидавших его приказа. – Ильяс-Ходжа не стал медлить. Нам тоже нельзя. Собираем отряд и в путь. Праздники кончились.
Пока укладывали снаряжение, готовили коней, эмир зашёл к дяде. Чагуй Барлас, в отличие от молодчиков, отнёсся к происходящему серьёзнее: предстоящий поход отнюдь не воодушевлял его. И сына Тарагая почти не заметил, всё никак не мог оторваться от карты.
– Плохо, очень плохо, – приговаривал в бороду.
– Я поеду вперёд, – сообщил Тимур. –