– Это давнишняя история, дядя. Мне неприятно вспоминать.
– Признай, хотел Герат себе взять? – Чагуй Барлас громко засмеялся. – На меньшее никогда не соглашался. Всё или ничего. Таков уж ты, Тимур.
– Я хотел половину.
– Да кто же половину отдаст?
– Хусейн поклялся.
– Всё ещё обиду на него держишь? Отпусти. Своими землями не делятся. В пользование можно дать, но властвовать, – мужчина замолчал, и в наступившей тишине его мысли зазвучали громче, чем во всех этих фразах. – Мало ты осведомлён о власти, Тимур.
Не дожидаясь ответа, которого бы и так не услышал, вождь ткнул острие меча в карту.
– Если помощи попросят, барласы присоединяться к борьбе. Нельзя отдавать Бадахшан в любом случае. Только не Бугай-Сальдуру.
– Он не изменит Туглук-Тимур хану, верно?
– Даже не смей надеяться.
Эмир многим бы поделился с дядей, если бы обладал уверенностью, что его выводы о происходящем заслуживают огласки. Да и на что бы они повлияли?
Остаток вечера молодой барлас занимался лишь тем, что поддерживал беседы о семье и доме, которые в силу возраста были близки вождю: тот, помимо прочего, не прекращал расписывать достоинства Турмуш. Тимура же влекла карта с начертанным Бадахшаном. «Уж явно не фруктами и лошадьми земля привлекла могульских стервятников, – думал эмир про себя. – Расположение. Прямо между Мавераннахром и Хорасаном. Хотят отрезать нас от Казгана, вот почему всё это затеяли. Без повеления Ильяса-Ходжи Бугай-Сальдур носа бы не высунул, дальше бы спивался со своими прихвостнями. А голову задрал, как раз когда я Самарканд покинул».
Однако вопреки угрозам, преследующей его опасности, Тимур поддался чувству посильнее смятения; оно покрыло сердце, когда барлас ещё не пересёк Железные ворота. Пустынный край сменился цветущей долиной, вместо назойливого песка взгляд находил зелень. То был Кеш, древний, как весь этот мир, и вечно живой. С горами-монолитами, пастбищами, ячменными полями и реками, он предстал перед воином в том виде, каким его Всевышний сотворил изначально – подобием рая. В напоминание, чего грешник лишится, а праведник приобретёт. Не удивительно, что жители также называли Кеш Зелёным городом. Раньше бывать в его стенах Тимуру доводилось редко, да и не горел он желанием отправляться под навес каменных сооружений; душа радовалась в кишлаке, на вольных просторах.
Спустившаяся со скалистых высот мгла окутала равнину. Мужчина, распрощавшись с вождём до утра, полной грудью вдохнул влажный прохладный воздух. Селение, россыпь больших и малых шатров, гудело от веселья: родственники наконец воссоединились друг с другом, братья встретились, отцы обняли сыновей. Темноту разгоняли костры. Тимур двигался вдоль хорошо знакомых троп Ходжа-Ильгара, вновь видя лица, которые порой, после тяжёлых битв, безуспешно пытался нарисовать в памяти.
И всё