Пошевелил Петруша языком, а на нём привкус цыганской мурсы. Поискал глазами шатры цыганские – они тоже исчезли. Рядом дорога, за ней низенькие, двухоконные дома.
Сразу полегчало: такие дома и раньше он видывал. Над Яузой-рекой, близ Нагорного дворца… Развалюхи – и всё тут!
От домов чуть вдали, близ самой дороги углядел Петруша баб в цветастых платьях. Руками кому-то машут, платья на ветру так и вьются! Одна баба махнёт – перед ней размалёванный дом на колёсах остановится. Другая махнёт – та же самая притча. Дома на колёсах урчат, дымком сизым попукивают…
Испугался Петруша, спрятался за торчащий из земли корень. Но захотелось ему вдруг нестерпимо пить-есть. Тогда и он, подобно бабам размалёванным, на дорогу вышел.
Утро стояло раннее-раннее. Солнце едва показалось. Вслед за солнцем, чуть сбрызнутая дождём, заискрилась дорога.
Снова проехал дом на колёсах. Невдалеке остановился. Петруша по обочине – к нему! Только вдруг встал как вкопанный. Даже назад отступил и за молоденькими соснами спрятался. Потому как увидел: высыпали из самодвижущегося дома какие-то голоногие особи с петушиными гребнями вместо волос. Стали особи вокруг дома колёсного прыгать, стали приплясывать. Один даже на руках по дороге прошёлся.
«Что творят, черти голоногие!» – осерчал Петруша.
Однако, присмотревшись, увидел: никакие это не черти! Просто недоросли, наполовину одетые. И такие же голоногие барышни вместе с ними.
Здесь дом на колёсах опять затрясся и закрякал уткой. А потом и селезнем зашипел. Словно звал голоногих: пора, черти, пора! Тут голоногие стали по одному, по двое в дом колёсный заскакивать. Тогда Петруша из укрытия вышел, к дому на колёсах, спотыкаясь, побрёл. Голоногие враз на него вытаращились. Некоторые даже стали пальцами тыкать: мол, что за пень ряженый тут у нас на пути объявился?
Наконец, одна девчушка, на которой было длинное платьице, а не портки штопаные, крикнула:
– Прикид у тебя классный! Особенно кафтан и треуголка. Ты что, с военно-исторического фестиваля сбежал?
Петруша кивнул обалдело.
Тогда голоногие стали его наперебой уговаривать в Москву с ними ехать.
Подступили они к Петруше поближе. Стало ясно: это только издали они малолетками казались. А так – вдвое выше и втрое старше его.
– Вы чего это в портках? Холодно ведь, осень. И вроде не дети вы…
– Холодно – зато прикид убойный! Увидят наши ноги старшие товарищи – сразу возьмут к себе на студию сниматься, – нестройно закричали голоногие.
– Старших слушать – дольше жить. А в такой одёжке грех на людях бегать!
– Вот мы и видим, – крикнул насмешливо обритый наголо верзила, – какой ты себе костюмчик отхватил! Небось слямзил из балагана! А потом скоренько в лес свалил.
– Ничего я не лямзил и ниоткуда не сваливал! Просто выгнали меня