Далеко, к северу отсюда, для нее уже готовили могилу, орудовали лопатами в теплом, розовом рассвете – чтобы похоронить ее, прежде чем взойдет солнце.
Она сказала:
– Беги.
2. Итан (Мальчик А)
Итан перезвонил мне прежде, чем умолк будильник. Мой брат уже совершил пробежку по берегу реки и сейчас кормил собаку, жарил яичницу – в общем, на слух его утро казалось идеальным, как рекламный ролик.
– Ну, рассказывай.
И я рассказала. Ему понравилось, что в коробке с вещами Матери обнаружилась статья о его работе; Итан попросил меня зачитать ее, чтобы понять, о каком именно проекте идет речь.
– А, этот… Ну так это ж старый проект.
– Хорошо, что Times и твои «Трудности прощения» она не увидела.
Итан промолчал.
– Так ты какое-то время будешь здесь? – спросил он. – Обязанности исполнителя и все такое.
– Поработаю в Лондоне эту неделю. Посмотрю, как пойдет. Я думаю, что нам, возможно, придется съездить в дом.
Я, кажется, даже услышала, как он прокручивает все это в голове – вспоминает наши окна, сад, парадную дверь и остальные двери. Каждую из комнат. Я рушила его утро.
– Ладно, найдем время. Слушай, а приезжай-ка ты в Оксфорд – побудешь у нас с Аной. По пятницам ходит вечерний поезд. Ты же сто лет в Англию не приезжала. Будет здорово повидаться до свадьбы.
– Не знаю, надолго ли я смогу остаться, все зависит от работы.
– А ты скажи им, что у тебя умерла мать. По такому случаю тебе положены какие-то дни.
Залаяла собака.
– Черт! – сказал Итан.
– Я думаю, что смогу.
– В пятницу. Когда сядешь на поезд – звони.
Как в самом начале, так и в самом конце – только Итан и я.
Первыми родились – последними усыновлены.
На то, чтобы уладить все формальности, ушло несколько месяцев. О том времени у меня осталось мало воспоминаний, и каждое из них теперь казалось мне утрированным, как будто я взяла чью-то чужую историю и вообразила, что она – обо мне.
Когда я очнулась, со дня моего бегства миновало уже несколько дней и несколько операций. Медсестры усадили меня в ванну и принялись мыть. Понемногу проступала кожа – белая; я и забыла, что она такая. Меня отмывали несколько часов, и каждый раз, когда они останавливались, я просила их продолжать: грязь была у меня в ушах, в локтевых сгибах, между пальцами на ногах. Когда они закончили, я ухватилась за ванну и отказалась вставать.
– Еще не все отмыли.
Я отчаянно не желала вылезать из воды, из ее тепла. Я чувствовала себя будто в ласковом море Греции, в которую мы с Эви мечтали переехать.
На лице и плечах у меня вырос тоненький пушок.
– Это твой организм пытался согреть тебя, – объяснила одна из медсестер в ответ на мой вопрос;