Теперь я думаю о секретах, которые скрывались за этими глазами и о которых никогда не говорили эти губы. В последний день отец вбежал в дом мертвенно бледный, обливаясь потом. Показал мне два прокола на шее. Он проделал все это с целью убедить меня, что его обратили. Когда отец вышел на улицу перед самым рассветом, я думал, что он умер во имя моего спасения.
На самом деле он бежал на свободу и оставлял умирать меня.
Я вытягиваю две тонкие ветки из кучи и начинаю тереть их друг о друга, как будто правлю ножи.
– Думаете, он оставил эту лодку вам, да? – говорю я. – И придумал всю эту схему побега для вас? Вам интересно, что по этому поводу думаю я? Он не думал о вас, когда оставлял лодку. Он приготовил ее для себя, это он должен был бежать на ней. Только не смог ее найти. Или он сам ее построил, но его поймали, прежде чем он смог бежать.
Сисси смотрит на палочки в моих руках, потом на меня:
– Ты ошибаешься. Ученый обещал нам – почти каждый день обещал, – что выведет из Купола. Он рассказывал о прекрасном месте, где нет опасностей и нечего бояться. Там безопасно и тепло и много других человеков. Это страна Молока и Меда, Плодов и Солнца. Он так ее называл, а еще иногда Землей Обетованной. И всегда, говоря о побеге, он утверждал, что мы убежим все вместе.
– Серьезное обещание.
Она поджимает губы:
– Да. Но мы в этом нуждались. Пойми, мы – все мы, – родились в Куполе. И были уверены, что там и умрем, прожив тяжелую жизнь в неволе. Это жалкое существование, правда. Ученый появился ниоткуда и одним своим обещанием смог изменить всю нашу жизнь. Он дал нам надежду. Мальчики – особенно Джейкоб, – изменились до неузнаваемости. Вот что делает надежда. А мы ведь даже не знаем, что такое мед и молоко, – добавляет она с улыбкой.
– Так доверять какому-то обещанию…
Она пристально смотрит на меня:
– Ты не знал его так, как мы.
Я едва не вздрагиваю, так мне больно от ее слов, но успеваю овладеть собой. У меня было достаточно времени научиться справляться с эмоциями.
– Ты не хочешь его найти? – спрашивает она. – Разве тебе совсем неинтересно, куда он мог деться?
Я застываю. Честно говоря, я мало о чем думал, кроме этого.
На ее лицо падают блики лунного света, отраженного от воды.
– Ответь, Джин, – шепчет она, глядя мне в глаза.
Я молчу, ее слова – ты не знал его так, как мы, – все еще звучат у меня в голове. Сколько я мог бы ей рассказать. Сказать, что человека, которого они знали как Ученого, я звал Отцом. Что я жил с ним, играл с ним, говорил с ним, изучал город с ним, слушал его истории. Знал, что, когда он спит, его суровое лицо расслабляется и сквозь суровые черты проглядывает маленький мальчик; тогда он тихо похрапывал, а его огромная грудная клетка поднималась и опускалась. Что я провел с ним больше времени, чем они, и что мы были куда ближе. Что он любил меня, и любовь отца и сына связывает куда сильнее, чем что бы то ни было.
Вместо этого я просто тру палочки друг о друга.
– Как