О Боже! Ужасно, даже если это не мать, а какой-нибудь любитель посплетничать. Джоан представила себе целый год ссылки в Корнуолле, вдали от подруг, от лондонских магазинов… Именно такое наказание ее ожидало, если бы ее застигли практически в объятиях Тристана Берка. Ее единственная надежда – постараться отодвинуться от него подальше. Она попыталась вырваться из его хватки.
– Отпустите меня, иначе я завизжу.
– Тише! – прошептал он. – Ради всего святого, неужели вы не можете хоть когда-то придержать язык!
– Почему? Кто сюда идет? Вы должны понимать, что у них сложится совершенно неправильное впечатление. Если кто-нибудь увидит, что вы меня обнимаете…
Он посмотрел на нее так, словно не верил своим ушам.
– Вы хоть когда-нибудь делаете то, о чем вас просят? Вы что, совсем сумасшедшая?
Джоан стиснула зубы. Она очень разумный человек, это он делает все неправильно. Это он втолкнул ее в темную комнату, он прихватил ее книжку, потом подошел к ней на балу, у всех на виду. А теперь он прижал ее к стене за пальмами, и хотя от того, как он ее обнимает, ее пульс скачет, а в крови бурлит нечто очень похожее на возбуждение, она должна отсюда убраться. Она встретилась с ним взглядом и набрала в грудь побольше воздуха, готовясь закричать.
– Проклятие!
Ей показалось, что Тристан Берк пробормотал это слово, а потом, не давая ей возможности издать ни звука, накрыт ее губы своими губами. Она испуганно пискнула и чуть не упала, прежде чем он обхватил ее крепче.
Раньше ее уже целовали мужчины, точнее, она думала, что целовали. По сравнению с этим все предыдущие случаи были всего лишь чмоканьем в щеку. Тристан Берк обнимал ее так, что не оставалось ни малейших сомнений в его намерениях. Она чувствовала каждый дюйм его сильного, неподатливого тела, прижатого к ее собственному. Его рука обвивала ее талию, а ладонь – о ужас! – лежала на ее бедре, прижимая ее тело к нему. Ладонь другой руки держала ее шею сзади, не давая ей отстраниться. А она уж, конечно, отстранилась бы, если бы он не держал ее так крепко и не целовал. Потом его язык скользнул по ее губам, она было запротестовала, но он издал такой звук, какой мог издать голодный при виде богато накрытого стола… и она почувствовала то же самое.
Прошла целая вечность, прежде чем он поднял голову. Джоан готова была в этом поклясться. И ей пришлось за него ухватиться – вообще-то она уже и так за него держалась, только не поняла, когда это случилось, – и попытаться восстановить дыхание. Наконец она сумела прохрипеть:
– Вы… вы меня поцеловали.
Ее тугой корсет, казалось, оставил ее совсем без воздуха. Она на ощупь нашла веер, схватила его и принялась отчаянно обмахиваться, пытаясь не дать себе упасть в обморок.
Тристан Берк смотрел на нее сверху вниз, все еще крепко держа в объятиях. В ответ на ее слова он покачал головой и ослабил объятия.
– Мне нужно было несколько мгновений тишины, чтобы я мог услышать собственные мысли.
Это было