– Скажи число и пиши дальше, – предложил Нави. – Пожалуйста!
Его юношеское личико было трогательно наивным. Будто он не понимал, как сильно мешает ей работать!
Тут Дороти заметила удивительную штуку: во время их диалога Нави продолжал писать. Он почти не смотрел ни в исходник, ни на перо, однако оно резво скользило по бумаге, в нужные моменты окунаясь в чернильницу. То есть, негодяй мешал Дороти выполнять ее норму – а сам не страдал!
– Шестнадцать Праматерей, – сказала Дороти. – Тринадцать Великих Домов. Тысяча семьсот семьдесят пятый год. Хватит тебе чисел?
Нави хмыкнул и дал ей покой. Но не прошло и получаса, как он зашептал снова:
– Скажи еще.
– Уже сказала, довольно с тебя.
– Сказала неважные числа. Их все знают. Назови что-то свое!
– Отцепись!
– Ну пожалуйста… Ну что тебе стоит?..
Его тон стал капризным и обезоруживающим, как у ребенка. Лишь теперь Дороти внимательно пригляделась к этому Нави – и увидела, как он молод. Значительно младше всех остальных писарей – лет семнадцать-восемнадцать, не больше. Кожа гладенькая, без щетины, без пятен. Темные волосы крутятся вихрями, глазенки блестят в нетерпении – будто у мальчишки, что ждет первого танца или поцелуя. Какой же юный, – подумала Дороти и впервые здесь, в лечебнице, ощутила жалость к кому-то, кроме себя самой.
– Какое тебе число? Мне тридцать семь лет, если уж так хочешь знать.
– Спасибо, – улыбка Нави была трогательно открытой. – А можешь еще?
– Семьдесят восемь.
Дороти не помнила, что значит это число. Оно просто хранилось мозгу в где-то рядом с тридцатью семью, но что означало – поди пойми. Однако Нави и не требовал пояснений: услышав число, он улыбнулся и надолго умолк. Дороти выкинула его из головы с его дурацкими вопросами, сконцентрировалась на «Розе и смерти» и только-только начала писать, как тут…
– Скажи еще число. Ну пожалуйста! Будь так добра!..
При этом он шуршал и шуршал пером – без запинки, без помарки. Вот негодяй!
– Зачем тебе эти числа? Успокойся, обрети гармонию, пиши молча!
– Я не могу. Прости меня, никак не могу. Число нужно. Ты же знаешь. Скажи мне число, ну пожалуйста!
Она испортила лист, начала новый, спустя абзац испортила снова. Взяла третий – но сбилась, начала не с начала листа, а с того слова, где сбилась в прошлый раз. Нави брякнул под руку:
– Ну, почему ты молчишь? Дай хоть одно число, ну что тебе, жалко?
Нежданно для нее самой, в глазах Дороти выступили слезы.
– Да что же ты меня терзаешь! Дай уже покоя, душегуб!..
Нави смутился, спрятал лицо:
– Извини меня.
Но недолго выдержал без чисел. Не прошло и получаса, как он тихонечко пискнул:
– Пожалуйста…
Перо дернулось, ляпнуло кляксу. Она скомкала испорченный лист.
– Будь ты проклят! Восемнадцать!
Нави улыбнулся:
– Благодарю тебя. Ты такая хорошая!
Но ее день уже был испорчен. Шесть