Все взгляды обратились к Минерве. Последняя проба, самое ценное вино – разумеется, зал ждет слова императрицы. Мира укусила губу от досады: она понятия не имела, что сказать! Именно ради этой минуты она приехала на дегустацию. Заранее готовила слова – не слишком серьезные, не слишком глупые, с оттенком чудачества и тонкого юмора. Такие, чтобы ее идея казалась забавной прихотью императрицы, а не заранее продуманным планом. Чтобы идею приняли с легкостью, как безобидный каприз высокородной девицы… Но будь проклята Аланис Альмера! После ее слов все чудачества и шуточки вылетели из головы, а думалось теперь лишь об утратах, да и о них – не с привычной печалью, а с дурацкой злобою. Я потеряла отца, любимого и родной дом, чуть не умерла от яда, чуть не погибла под пытками – и эта агатовка смеет думать, что пострадала больше меня?! Мало ей красоты и власти над столицей – абсолютно реальной, в отличие от моей, – подавай еще и превосходство в страданиях!
О нет, нельзя отвечать в ее стиле. Мы не на турнире мучениц! Но как тогда? Отбыться формальностью, поблагодарить всех, чего-нибудь пожелать? Как в этом случае высказать идею? «Кстати, я вот еще подумала…» – самое идиотское начало реплики. Похвалить вино, а от него плавно перейти куда нужно?.. Мира качнула вино в бокале, оно покрыло стекло маслянистой багряной пленкой, весьма похожей на кровь. Миру замутило – так живо вспомнился подвал Шейланда. Ей давали тогда выпить нечто подобное, багрянистое! Чью-то кровь, размешанную в воде. Возможно, кровь Линдси… Это было до того мерзко, что напрочь вылетело из памяти, но теперь вернулось: оттенок совпал идеально!
– Поведайте нам о своих достижениях, ваше величество, – подсказала Лейла Тальмир.
Мои достижения – конечно! Как же я могла забыть! Перечислим по списку: дала себя отравить, угодила в монастырь, не сумела сбежать, побывала в лапах безумца, стала марионеткой интригана, научилась напиваться…
Если все выходы из ситуации плохи, ломай саму ситуацию. Это говорил отец, когда учил играть в стратемы.
Мира улыбнулась своей мысли и просто выпила вино. Не поднимаясь, не говоря здравицу и ни на кого не глядя, – будто была одна в своей спальне. Вино не походило на кровь Линдси, да и на чью-либо еще: оно оказалось восхитительно.
Люди замерли, ошарашенные и даже испуганные. Мучительно спешили понять: что произошло, что означает молчание владычицы? Признание ли собственного бессилия? Суровое ли напоминание о жертвах войны? Крайнее высокомерие, не дающее