– Братва, подымайтеся! – скомандовал старший. – Когда дочикиляем до укрывища, там и покемарим, и поедим!..
Малой нехотя поднялся. Парень он здоровенный, однако затяжные марш-броски, как выяснилось, не его конек.
Но этот-то хоть сам встал, а вот Дюбеля пришлось поднимать пинком ноги по ребрам.
– Улегся, как шлюха! – сипло выругался Саныч, когда общими усилиями его и Малого удалось поставить этого клювоноса на ноги. – Вытри рожу… облевался весь, йокарный бабай!..
Парень, получивший погоняло Дюбель за длинный крючковатый нос и еще за то, что иногда совал этот свой нос куда его не просили, вытер дрожащей рукой губы и подбородок – они были в налете пены или в остатках рвотной массы. Шатаясь, подошел к берегу заболоченного водоема, возникшего на месте одного из существовавших здесь некогда карьеров – медных рудников открытого типа. Опустившись на колени, стал черпать воду горстями. Сначала Дюбель жадно лакал воду – от ледяной жидкости стыли зубы, застыли и пальцы, но горевшее нутро требовало влаги. Затем попытался отмыть следы рвоты на рукаве ватника, но был остановлен окриком старшего:
– Ну, хватит! Встали тут посредь дороги… как шмонькин комитет! Командуй, Монах! Может, спрямим путь? И дальше двинем по краю болота?!
– Ша! – вдруг сказал Монах. – Тихо всем!..
Зэки замерли. Они стояли так, недвижимо, подобно статуям, примерно с полминуты. Старший уже хотел было спросить у «проводника», в чем причина задержки и не поблазнилось ли тому что-то. Но в следующее мгновение он и сам услышал то, что Монах распознал еще раньше, – собачий лай.
Звуки погони услышал не только он один. Малой, оскалив зубы, сорвал с плеча трофейный автомат! Дюбель, наоборот, побледнел до синевы. Сжав губы в узкую полоску, он стал пятиться вдоль полотна так, словно собирался порскнуть подобно зайцу, засекшему подбирающуюся к нему лису.
– Ну че, Монах? – полушепотом спросил старший. – Погоня?
– У них по меньшей мере два зверя… – почти спокойным тоном сказал Степанов. – И они идут по нашему следу.
– Йокарный бабай!.. Далеко до них?
– Около версты примерно… А может, и того меньше.
Старший дернул щетинистым кадыком – было даже слышно, как он тяжело, с усилием сглотнул. Монах хранил молчание, прислушиваясь к доносящимся откуда-то из белесой полумглы