Задним числом понятно, что все могло сложиться совсем по-другому. Я легко мог пойти по прямой и узкой дороге: создать брокерскую фирму, которая соперничала бы с «Леман Бразерс» или «Меррил Линч». Судьба распорядилась так, что одним из моих первых учителей был настоящий гений по имени Эл Абрахамс, и он довольно творчески подходил к тому, что называется нарушением федерального законодательства о ценных бумагах. Эл был осторожным человеком, из тех, что хранят у себя в столе ручки десятилетней давности, и поэтому, когда он проводил документы задним числом, то старые чернила могли бы выдержать проверку на газовом хроматографе ФБР. Большую часть дня Эл тратил на выяснение того, какими будут следующие шаги назойливых органов надзора за рынком ценных бумаг, и дальше действовал в соответствии с этим.
Это он меня всему научил.
Так что я по примеру Эла был осторожным, тщательно заметал следы, словно снайпер в тылу врага. С первых дней существования «Стрэттон» я хорошо понимал, что каждая совершенная мной покупка, каждая заключенная сделка и каждое произнесенное по телефону слово когда-нибудь будут рассматриваться органами надзора под микроскопом. Так что, законны мои действия или нет, – в любом случае лучше, чтобы они казались законными.
В результате, когда Комиссия по ценным бумагам осенью 1991 года подала на меня в суд, я попытался прижать к стене их самих и рассчитывал на легкую победу. Два инспектора обосновались в моем конференц-зале и стали проверять документы, надеясь таким образом меня запугать. Увы, все пошло совсем не так, как они предполагали: я поставил жучки в собственном конференц-зале, а отопление и кондиционер включал то в одном, то в другом экстремальном режиме: замораживал их зимой и сжигал летом. Потом я нанял их же бывшего босса по фамилии Соркин, чтобы тот меня охранял, защищал и, как только представится возможность, вредил их расследованию. Тогда же, в 1991–1994 годах, я зарабатывал по 50 миллионов баксов в год, а всем этим юным следователям (которые получали по 30 штук в год) пришлось с разочарованием и позором отказаться от своей затеи и долго лечиться от обморожения или обезвоживания – в зависимости от времени года.
В общем, постепенно я уладил дело с Комиссией по ценным бумагам. «Почетный мир», – сказал мой адвокат, хотя, на мой взгляд, это была полная победа. Я согласился заплатить штраф в три миллиона, а затем спокойно уйти навстречу закату. И тут была только одна проблема – я не мог заставить себя уйти. Я был уже отравлен богатством и властью и развратил целое поколение молодых обитателей Лонг-Айленда, называвших меня Королем и Волком. Писком моды в тот момент было моментальное удовлетворение любого своего желания, а деньги, которые вели к этой цели, были просто инструментом. И вот однажды