Для меня эти таинства были не больше, чем сказка. Как сказка все это и увлекало. Дома мою уличную жизнь не контролировали, а часто – не замечали. Вольному – воля!
А накануне Мамка протопила баню. С березовым веником Федя напарился до ослабы. После этого Мамка напоила его зверобоем с мятой и подорожником – и он до воскресенья отлеживался на печи. И когда рано утром мы сошлись у Феди в передней, он уже фасонил: во как хворобу выгнал в баньке! Но по лицу было видно, что он все-таки прихварывает. Вялый был и Симка, кукожился. Все веточки Мамка с Манечкой перевязали в пучочки, они и ожидали нас все в том же ведре. Мамка осенила нас крестом и напутствовала:
– Ну так и идите с Богом – порадуйте старушек. А станут угощать, смотрите, не отказывайтесь – это от доброго сердца…
Маршрут мои друзья знали отлично – это были или сродники, или одинокие женщины и старухи, уже не могущие сами сходить за вербой. Кто-нибудь из нас стучал в окно – и все вместе мы кричали:
– Верба бела!
Через минуту, погремев на мосту, появлялась хозяйка, как правило, всплескивала руками и восклицала – вроде:
– Ах, батюшки мои! Анделы мои – вербочек принесли, родные! Слава Тебе, Господи! – И крестилась, крестилась торопливо и целовала вербочки и плакала. – И угостить вас нечем, милые…
Витя отмалчивался, а мы в три голоса защищались:
– Да нам ничего и не надо! Мы пошли…
– Вы что, вы что, парнишки! Погодьте, что-нито и посмотрю…
Выносили то орешков-лещины, то конфеток-подушечек, то по куску пиленого сахара, а на одном крыльце даже по небольшому куску пирога с морковью. Все это мы, понятно, поедали до очередной избы. И так было весело, за похвалу, что ли, даже Симка, квелый с утра, как будто развеселился. А Витя разговорился, хотя мы его ни о чем не спрашивали:
– А тятенька сапер, с бригадой мосты и строит. Во, целый кулак денег принес – заработал… Забреют меня в армию, так я уж не возвращусь в Смольки – с тятенькой стану мосты строить.
– А как же без пачпорта? – это уже дотошный Федя спросил.
– Тятенька баит: скоро и паспорт дадут…
– Не дай ему паспорта, так он и раскидает их! – Симка засмеялся, но как-то увядающе засмеялся:
Тятька плотник,
Я столяр:
Тятька делал,
Я – стоял…
Так и обошли полдеревни. Останные три вязочки вербы вручили Насте Курбатовой. Она угостила нас сушеными яблоками-дичками. Ни в одном доме праздника не было видно, но лампадки в окнах отсвечивались. На обратном пути Симка вовсе закис, а Федя бодрился:
– А я, гляди-ка, оклемался… А теперича к нам айда – Мамка толокном обещала угостить.
Хворуны
Всю неделю Федя и Симка хворали. У Феди была верная простуда, у Симки хвороба тянулась совсем иная. Ни насморка, ни кашля, махонькая температурка, а он, обычно неуемный, целыми днями валялся на печи. Когда же дождались фельдшерку (а она жила неделю в Смольках, неделю в Ратунине), то фельдшерка предположила, что застудил Симка