Человек, шептавший Василь Денисычу, оказался с Лёвчиком в одной камере. Было неприятно находиться рядом с тем, кто желал его смерти. Лёвчик постарался отодвинуться от него как можно дальше. Но тот, видимо заметив желание Лёвчика укрыться в дальнем углу камеры, сам начал призывать сокамерников обратить на Лёвчика внимание.
– Ребята, а вы знаете, что в нашей камере есть жидёнок недобитый?
– Ну есть так есть, нам-то что, мы у немцев не служим.
– Как это что? Вы что, хотите, чтоб нас всех из-за него пристрелили?
– Нас-то чего? Мы ж не жиды.
– А-а-а! Труханули! Не боись, братва! Я за вас, ссыкунов, уже проблему решил!
– Ну и как же ты её решил, мил человек?
– А я с Василь Денисычем всё перетёр.
– И что он сказал?
– Крышка жидёнку! Вот скоро его соплеменничков на расстрел привезут, так его вместе с ними и оформят! Так что, жидёнок, хорошо рой, чтоб тебе удобно лежать было!
Камера промолчала. Никто не хотел связываться с Крядовым, человеком, настучавшим на Лёвчика. Всех беспокоила прежде всего собственная судьба. Чего ввязываться в ссору из-за жидёнка, которому всё одно не жить? Так пришьют его завтра или через неделю, какая им разница? А полезешь заступаться, так, глядишь, ещё и самому перепадёт на орехи от новой власти. Разобрались по нарам и начали отходить ко сну. Несколько человек неторопливо переговаривались, обсуждая, что они будут делать по окончании работы в похоронной команде.
– Да меня ж, понимаешь, ни за что взяли. Кто-то донос написал, что я японский шпион. А какой с меня шпион, если я не то что по-японски, а окромя русского, никакого языка не знаю. И что я мог тем шпионам рассказать о нашем заводе? Ну разве только, что у нас на весь завод только два станка нормальных, и те дореволюционные, немецкие. А наши? Разве ж то станки? Недоразумение сплошное, а не станки. Ну вот я так мастеру и сказал. А назавтра взяли меня. Кто, говорят, твои сообщники, с кем ты собирался советской власти вредить?
– А у нас вечеринка по случаю Первого мая. Я выпил и жену парторга на танец пригласил.