– Точно. Мама с папой сейчас в городе, им надо работать, поэтому я целую неделю пробуду одна.
Она лжет, поскольку хочет посмотреть, как он отреагирует. У нее имеется готовый ответ на этот вопрос, и ей хочется узнать, верен ли он.
– Значит, ты девочка самостоятельная?
Она видит, как женщина на берегу помогает малышу снять одежду.
– Довольно-таки, – отвечает она, оборачиваясь к мужчине.
Тот смотрит на нее с явным интересом.
– Сколько же тебе лет?
– Десять.
Он улыбается и начинает снимать рубашку.
– Десять лет и целую неделю одна. Прямо как Пеппи Длинныйчулок.
Она отклоняется назад, запускает пальцы в волосы и смотрит мужчине прямо в глаза.
– Ну и что тут особенного?
Мужчина, к ее разочарованию, вовсе не выглядит удивленным. Он не отвечает, а переводит взгляд на свое семейство.
Мальчик направляется в воду, а женщина следует за ним в закатанных до колен джинсах.
– Браво, Мартин! – с гордостью восклицает мужчина.
Потом снимает ботинки и начинает расстегивать брюки. Под джинсами у него оказываются плотно облегающие купальные шорты, разукрашенные под американский флаг. Все тело у него равномерно загорелое, и он кажется ей красивым. Не то что папа, тот вечно серовато-белый, с круглым животом.
Мужчина окидывает ее взглядом.
– Ты, похоже, хоть и маленькая, но очень боевая.
Она не отвечает, но на секунду усматривает в его глазах нечто вроде знакомое. Нечто такое, что ей не нравится.
– Ну, пора окунуться, – говорит он, поворачиваясь к ней спиной.
Затем идет к берегу и пробует воду. Виктория встает и собирает свои вещи.
– Может, как-нибудь еще увидимся, – произносит мужчина и машет ей рукой. – До свидания!
– До свидания, – отвечает она, уже не радуясь одиночеству.
Шагая по ведущей в лес и к хутору тропинке, она пытается вычислить, сколько пройдет времени, прежде чем он к ней наведается.
Наверное, придет уже завтра, думает она, и попросит одолжить газонокосилку.
О безопасности можно забыть.
Гамла Эншеде
Стокгольм отличается неверностью, он словно гулящая девка, которая начиная с тринадцатого века расположилась в солоноватых водах и завлекает своими островами и шхерами, своей невинной наружностью. Она столь же прекрасна, сколь вероломна, а ее история окрашена кровавыми банями, пожарами и анафемами.
И разбитыми надеждами.
Когда Жанетт утром шла от дома к станции метро, в воздухе висела прохладная дымка, почти туман, а на газонах вокруг вилл поблескивала ночная роса.
Начало шведского лета, думала Жанетт. Долгие светлые ночи и зелень, непредсказуемые перепады температуры от жары к холоду. Вообще-то это время года она любила, но сейчас оно навевало ощущение одиночества. Существует неписаное коллективное требование: