Иногда мне удавалось подслушать разговоры стражей за дверью.
– Не пойму, почему этого юнца здесь так долго держат, – ворчал чахоточный, – корми его еще…
– Говорят, кто-то важный имеет к нему интерес, – отвечал молодой.
– Знаю я этот интерес, – усмехался чахоточный. – Из Цитадели, не иначе как… Тогда будет лучше для него, если он раньше сдохнет сам от здешней стряпни. Нежный уж больно. Беленький, чистенький, никогда таких не видал, словно с картинки. Тьфу!
– И странный, молчит все время, ни «здрасьте», ни «спасибо», вопросов не задает, да и не ноет совсем, будто неживой.
– Эй, красавчик! – Следовал звонкий удар металлического предмета о дверь. – Откуда ты взялся? – Еще удар.
Но ответом всегда была тишина. Я не мог им ответить, даже если бы захотел. Но то, что я слышал из разговора моих безымянных стражей, питало во мне чувство тревоги, страха перед неизвестным, но определенно безрадостным будущим, страха, готового вот-вот перерасти в панику.
И вот наконец я был не один. Его швырнули ко мне – черноволосого, коротко стриженного мужчину средних лет, одетого в черный хлопковый костюм из расклешенных брюк и рубашки с открытым воротом; рубашка была в узорах из белых лилий и с расширяющимися книзу рукавами.
Мужчина очнулся, его узенькие глазки на миг задержались на мне, он приподнялся, огляделся и заговорил.
– Сагда, – меня зовут Сагда…
Незнакомец сделал попытку поклониться, но его стянутое болью туловище осталось несгибаемым, и он с тяжким стоном повалился на пол.
Глядя на незнакомца, я еще более уверился в безысходности своего положения. Застряв здесь, я был обречен, один или вместе с этим несчастным, но обречен. Тем не менее оставалась толика надежды на то, что этот человек, Сагда, каким-то образом поможет мне найти выход, поможет выбраться отсюда и продолжить прерванный путь. Почему нет?
Я протянул ему руку, предлагая помощь; он оперся на нее, поднялся, затем сел поудобнее, привалившись к холодной шершавой стене, и со вздохом проговорил:
– Ты же совсем еще мальчишка… Как тебя угораздило сюда попасть? За что они с тобой так?
Ответить я не мог. Вместо этого я поднял с пола маленький камушек, показал жестом на стену, тут же подошел к ней и принялся старательно выводить камушком по грязной поверхности буквы, которые знал, в надежде, что они будут понятны незнакомцу.
Сагда прищурился и вслух произнес то, что ему удалось прочесть на стене: «Я не говорю».
– А… – Сагда вздохнул с сожалением, – ты немой. Но ты слышишь, ведь так?
Я кивнул в ответ, и на стене вновь заплясали буквы:
«Меня схватили на площади. Почему – не знаю». И чуть ниже: «Камаэль».
– Это твое имя? Ясно. Ты – немой,