После перевязки и краткого отдыха он решил двигаться дальше. Но куда? На восток дорога была перерезана немцами. Сориентировавшись по карте, он решил пробиваться на юг, к Черному морю.
Так до утра он рассказывал свои приключения: как прибились к группе военных, как пробились в Черниговку и там примкнули к большой группе военнослужащих и вместе с ними решили идти на прорыв. Самолет ночью, по рекомендации какого-то авиационного генерала, он сжег. Потом напоролись на немцев. За руль автомашины, подобранной по дороге, сел шофер из местных, хорошо знающий дорогу, и они поехали.
– А вторая машина где же осталась? – вдруг спросил особист, доселе, как казалось Саше, уже дремавший.
– Вторая машина отстала, когда мы напоролись на немцев. Думаю, что сержант, сидевший за рулем, специально это сделал. Еще раньше он предлагал мне гражданскую одежду, уверяя, что так безопаснее выходить из окружения, что уже однажды ему такая маскировка помогла. Я категорически отказался от его услуг и посоветовал ему оставаться воином, смело смотреть в глаза опасности.
– Понятно. Что же было дальше?
– Дальше? Значит, так, всех, кто был в овраге, в лесополосе и ждал ночи, чтобы прорываться на восток, построил в колонну пехотный полковник и дал команду двигаться вперед. Как только мы оказались на открытом месте, чуть в стороне взлетели в воздух ракеты, и по дороге застрочили немецкие пулеметы. Послышались крики, стоны, люди начали падать на землю. Но полковник заставил всех подняться и бежать вперед, только так можно было прорваться. И мы пошли. Свистели пули, вокруг рвались мины. «Летчик, а ну покажи пример!» – крикнул мне полковник.
Я с группой солдат пристроился за броневиком, и мы, увлекая остальных, пошли дальше. Много чего там было, сейчас уже не помню. Но главное – мы прорвались к Володарскому и оказались на нашей территории. Потом добрался до Ростова, где я и нашел свой полк.
Саша замолчал и сразу вспомнил Кузьму Селиверстова, однополчанина, с которым он начинал войну в Молдавии, потому что он погиб буквально накануне его возвращения из окружения.
Селиверстов очень переменился с того дня, когда в далекой Фрунзовке похоронил их общего друга Дьяченко, подбитого немцами. Он буквально не находил себе места на земле. А в воздухе стал бросаться на любую группу немецких самолетов и драться с ними со столь неистовой, ошеломляющей, а подчас просто безрассудной яростью, что даже Валентин Фигичев, его ближайший друг и тоже бесстрашный боец, только недоуменно пожимал плечами.
Кузьма уже был Героем Советского Союза, сбил одиннадцать немецких самолетов – по тому времени это был большой счет. Друзья уговаривали его: «Не психуй, побереги себя немного», но он только отмахивался, а если настаивали, едко спрашивал: «А Дьяченко берегся? Ну вот…» – и в очередном бою опять бросался на врага, не задумываясь,