Стоп! Она села на кровати. Что она делает? Опять это наваждение? Это же Алик, свой, родной, она знает наперечет каждый седой волос на его голове, каждую родинку на теле, она знает, что он любит на завтрак и на ужин, и какие ласки заставят его стонать от удовольствия, и как вывести его из себя за двадцать секунд. Тьфу ты! Она вернула подушку на место и плюхнулась обратно. Открытку брезгливо взяла двумя пальцами и засунула в тумбочку.
Нестерпимо захотелось ощутить его снова, всего целиком, сбросить наваждение, вернуть вечеру хотя бы ту малую толику романтического уюта, что была в нем еще полчаса назад. Ее озорная ладошка пробралась поближе к Алику. Есть один способ разбудить его так, что он не будет возмущаться.
Снова жадные руки гуляли по ее телу, и проснулось внизу живота волнительное ожидание, и снова все было так, как много раз до этого. «Все, что с нами происходит, уже когда-то было», – завертелась в голове фраза из открытки. И сразу отпустило, и накатила волна облегчения, как бывает, если сбросить с усталых ног тесную обувь, и рассыпались-разбежались раздумья. Инга скатилась в долгожданную негу, туда, где есть только тело, огромное, всепоглощающее, где не верится, что крохотный кусочек кожи, легкое прикосновение, нежное движение вызывают сумасшедшую, неугомонную бурю, заставляют одно тело выгибаться навстречу другому и тут же ускользать от него. Два дыхания слились в одно, и на миг Инга почувствовала – вот сейчас, сейчас отвлечься на долю секунды от огня, играющего с телом, глянуть – не глазами – внутренним взором на Алика, и откроется то неведомое, невообразимое, непонятное, что терзает ее весь вечер. И станет ясно, почему он и чужой, и родной одновременно. Мелькнул донной рыбой где-то в глубинах души испуг, она сжала бедра, укусила Алика за плечо и вцепилась в реальность изо всех сил, отмечая каждую деталь: пятно света на потолке – внизу проехала машина, у Алика нос вспотел – дрожат капельки, грозят сорваться, сосед наверху сходил в туалет – ухнула с ревом вода в унитаз.
И едва отпустила победная, вырывающая из тела стон волна, как накатило долгожданное спокойствие. Разлился внутри тихий, прохладный, безмятежный голубой океан. Все, что с нами происходит, уже когда-то было. А значит, нет ничего, что было бы важным сейчас. Если бы Инга заглянула сейчас в тумбочку, то заметила бы, как дернулась нарисованная карусель, и парусник уехал вниз, к бархатно-голубому морю. Но она уже сладко спала, и ей не снилось ровным счетом ничего.
Первым объектом для эксперимента Софья выбрала Фаниса. Хотя в офисе его дразнили «хитрым татарином», из всех сотрудников он казался ей самым простым и понятным, прозрачным и предсказуемым, как бутылка водки. В тот день, когда состоялось памятное совещание, она попробовала подсунуть открытку с ластиком Фанису, но она не произвела на него никакого эффекта. Тогда она предположила, что открытка должна зацепить человека чем-то очень близким и знакомым ему, как Ванда заинтересовалась листиком