Как только Софья пришла на работу, она сразу же достала и поставила на стол открытку, долго смотрела на нее, считала минуты до оперативки и потихоньку пьянела, как от шампанского. Когда осталось десять минут, она открыла маленькое окошко под потолком и с шумом втянула холодный воздух. Но ее все равно качало в глубине невидимых волн, хотелось танцевать и хихикать, мир вокруг покрылся сюрреалистической паутинкой сновидения, в котором растаяла привычная защитная скорлупа. Когда сознание выныривало на краткий миг на поверхность, она отдавала себе отчет, что это просто истерика, хорошо бы, если кто-то дал бы ей пощечину, привел в чувство. Но никому не было до нее дела.
Комнату для совещаний уже заполнили снизу доверху суета и оживление. Легли на стол ежедневники, мягкие, пухлые, в дорогих кожаных переплетах, и кто-то уже рисовал под жирной датой на полосатой странице смешную рожицу, не дождавшись начала совещания. Унылая увертюра, открывающая начало рабочей недели, начиналась как обычно. Странно, но на оперативках ни изворотливые оправдания, ни фальшивые комплименты не вызывали у Софьи бурного отторжения или тошноты, слишком они были формальными, карикатурными, чтобы принимать их всерьез. Только привычный холодок бежал по кончикам пальцев так часто, что превращался в ледяную реку, и стыли кости.
Шалтай-Болтай уже устроился во главе стола, просматривал бумаги, улыбался и поглядывал поверх очков, наблюдая, как рассаживаются остальные. Весь круглый, мягкий, уютный, всегда с улыбкой на лице и по-отечески доброжелательный, он скорее подошел бы на роль директора школы или пионерлагеря, чем руководителя большой коммерческой организации. По правую руку разместился первый зам, Альберт Фарисеевич. Софье он представлялся шаманом при вожде племени. Никто толком не знает, что именно он делает, кроме танцев с бубном вокруг вождя, но все догадываются, что ни одно решение в организации без него не принимается, даже если это вопрос покупки туалетной бумаги.
Последним ворвался, как всегда на взводе, будто его подняли по боевой тревоге, краснолицый Пчелкин и шлепнулся в кресло. Тимофей много лет увлеченно работал над идеальной методикой организации процесса работы, он мечтал свести к минимуму человеческий фактор.
– У каждого из вас будет простой и понятный список задач. Вам не нужно будет думать, вы ничего не забудете и не сможете ничего перепутать, – произнеся это, он многозначительно поднимал вверх указательный палец.
Взлохмаченный и часто небритый, с красными, воспаленными глазами, остервенело влюбленный в работу, будь он лет на двадцать старше, Пчелкин прекрасно подошел бы на роль сумасшедшего профессора в комиксе. Своим примером он доказывал справедливость поговорки «Все болезни от нервов» – здоровым застать его было трудно. Прыщи и дерматит переходили в конъюнктивит, конъюнктивит – в гайморит,