– Обожает? – искренне удивился градоначальник.
– Ничтожный раб, – Силан вновь обратил свой взор на геллийца. – Ты любишь господина?
Нереус ответил сразу, не задумываясь:
– Уважаемый, я прежде не встречал такого умного, доброго и справедливого человека.
– Видишь, друг мой, как искренне и пылко этот дерзкий невольник отзывается о твоём сыне. Я мог бы привести сюда ещё не меньше сотни подобных защитников.
– Заигрывать с толпой – опасное занятие, – нахмурился Макрин.
– Согласен, – сказал префект. – Она или растопчет тебя, или вознесëт до небес. Если Мэйо не свернëт с выбранного пути, он может достичь небывалых карьерных высот… А пока отошли его из Таркса на пару недель. Пусть погостит у родни, в тишине и покое. Так мне будет проще вести следствие и наказать виновных.
– Сколько я должен казне за этого негодника?
С напускной усталостью потянувшись к столу, Силан взял какой-то потемневший от времени свиток, медленно развернул его и, даже не глядя в написанное, ответил:
– За неподобающее поведение и посещение публичного дома в дневные часы, что является нарушением закона и норм приличий, за попытку сбежать и грубую брань в адрес представителей Эфениды, полагается выплатить двадцать золотых клавдиев.
Слушая приговор, Мэйо с трудом сдерживал смех. До начала заседания ему удалось подменить Свиток Правосудия на другой – с нарисованной козьей задницей, и теперь молодой нобиль с удовольствием наблюдал, как старик Силан, раздувая щеки от важности, произносит над ней свой вердикт.
– Вот, прими, – сар Макрин положил на стол префекта пухлый кошель. – Там ещё столько же за твое беспокойство.
– В согласии с законом, перед лицом Эфениды, все обвинения с Мэйо из Дома Морган, благородного, перворожденного сына Макрина, сняты.
– Сердечно благодарю, – сказал градоначальник.
Силан опустил взгляд и увидел нарисованное на свитке непотребство.
– До скорой встречи, префект! – весело заявил Мэйо и на прощание одарил старика ехидной усмешкой.
Молодой нобиль и его раб быстрым шагом покинули кабинет, неотступно следуя за саром Макрином.
Облаченный в лиловую тогу с пурпурной каймой градоначальник нестерпимо страдал от летнего зноя и всепроникающей городской пыли. Длинные волосы поморца высеребрила ранняя седина. Прожитые годы наложили отпечаток на его некогда красивое, смуглое лицо, теперь исчерченное сетью неглубоких морщин.
Он шел, выпрямив спину, показывая окружающим свою внутреннюю силу – властный, решительный и мужественный.
– Ты можешь не поверить этим словам, – сухо произнес Макрин, не оборачиваясь, – но мне отрадно видеть, что ты защищаешь слабых от несправедливости и бросаешь вызов злу в любом его обличье.
– Благодарю,